Сергей Медведев: «Заборность русской жизни» — T&P

Общество

В четверг, 10 апреля, в Государственном музее архитектуры им. А. В. Щусева кандидат исторических наук, профессор НИУ ВШЭ Сергей Медведев прочитал лекцию «Феноменология забора».

Как нам понять забор?

Главный забор России это, конечно, Кремлевская стена, главный забор СССР — Берлинская стена, а самый популярный — бетонный забор ромбиками. Недавно нашли его автора, им оказался архитектор Борис Лахман, под его руководством в 1974 году этот популярный проект создала группа из десяти человек. С 1981 года Лахман живет в США. Проект получил бронзовую медаль на выставке ВДНХ, а Лахман — премию в 50 рублей. Сам архитектор до сих пор не понимает, чем его творение так приглянулось жюри, он предположил, что его забор лучше всего соответствовал эстетике того времени.

Без заборов Россия не была бы Россией. Можно говорить о принципе «заборности» в русской жизни. Прежде всего, забор — это средство обеспечения безопасности. Но тут же возникает вопрос: безопасность кого? И от кого? Следует разделить несколько типов безопасности: государства, общества, индивида.

Внешняя безопасность — оборона

Если говорить об исторической структуре российского пространства, то изначально оно было не пространством торговли и рынка, а пространством безопасности. Как в свое время написал на полях в учебнике для кадетов Николай I: «Россия не есть держава торговли, не есть держава земледельческая, промышленная, а есть держава военная и суть ее — быть грозою всех других стран». В этом смысле для России невероятно важны крепости. Москва — это, прежде всего, город-крепость. У нас города никогда не росли вокруг торговых площадей. Город растет вокруг детинца, потом появляются посады, следующими — защитные рубежи заборов, потом Белый город, Китай-город, Земляной город. Нынешняя структура Москвы — оборонительная. Вокруг Москвы — кольца обороны. Все российское пространство тоже концентрично, оно распространяется вокруг Москвы и нанизано на эту радиально-кольцевую структуру.

Россия — это оборонительный проект. На протяжении последних 500 лет Россия зажата между постоянно расширяющимся Западом и набегами из степей. Россия была вынуждена создать такую заборно-оборонительную структуру.

Внутренняя безопасность — дисциплина

У забора есть не только оборонительная функция, он также дисциплинирует население. Люди захвачены забором: чтобы въехать и выехать из города, то есть пересечь забор, нужна дорожная бумага. Просто так тебя никто не впустит и не выпустит. Поэтому Россия сформировалась как государство тотально не свободное для передвижения, где всегда людей старались прикрепить к земле. Тут, конечно, надо вспомнить крепостное право, это понятие фундаментально для понимания того, чем является Россия. В России закрепощены были все: не только крестьяне, но и дворянство.

У нас никогда не было свободной шляхты. Дворянство обязано царю своими титулами, имениями и даже жизнью. Поэтому заборы невероятно важны, чтобы поддерживать сословно-иерархическую структуру общества. И эта структура переходит из века в век. Об этом много и подробно писал Симон Кордонский: заборы делят общество сословия — служилое, военное, бюджетников, нефтяников и т. д. Заборы обеспечивают иерархию пространства. Конечно, можно вспомнить и о железном занавесе, и о Берлинской стене — наивысшей точке идеи российского забора. Это был последний и главный забор российского пространства, абсолютно сакральный. Это была граница не между социализмом и капитализмом, а то была экзистенциальная граница между добром и злом.

Сергей Медведев. Фото: Алексей Сочнев / «Русская планета»

Прекрасный пример властного дисциплинарного забора: забор на Триумфальной площади во время расцвета «Стратегии-31», который огораживал пустоту и заставлял людей быстрее проходить с площадки прочь. Пример еще одного сакрального забора для власти — забор так называемой дачи губернатора Ткачева. За граффити на этом заборе экологи, сделавшие его, получили реальный срок.

Что любопытно, заборы для внутренней безопасности не обеспечивают физической безопасности людей и имущества: русский забор ненадежен. Здесь заборы выполняют только семиотическую и властную функцию. Для понимания этого лучше всего привести примеры из окружающего нас московского пространства. Чтобы попасть в квартиру, человеку сейчас нужно преодолеть чудовищную железную дверь на подъезде, вторую дверь в тамбуре, есть в некоторых домах еще и третьи двери. Все двери бронированные, со специальными замками. Все это не оказывает никакого влияния на уровень физической безопасности. Это вещь психологическая. Сюда же можно добавить решетки на окнах, все это — маркеры безопасности. Нигде в других странах похожей ситуации нет. То же самое в городе: заборчики, ограждающие парковочные места, турникеты, будки проходных, тяжелейшие двери метро. Зачем их делают такими?

Наши города представляют собой невероятно вязкую непроходимую среду, насыщенную заборами. Даже тонировка машин в России, где солнце светит три месяца в году, говорит о непрозрачности, о создании отгороженного пространства. Декорирование окон в России тяжелыми шторами этого же порядка явление. В других странах мира такого нет. Все это противоречит распространенной мифологии «Россия — открытая душа». При этом те, кто был на Западе, понимают: современный урбанизм работает по принципу прозрачности. В Северной Европе, к примеру, вообще нет занавесок, там стеклянные стены в офисах и других учреждениях. Хотя это возникло, кроме прочего, под влиянием протестантизма. Идешь по улице и видишь жизнь людей в квартирах и на работе, тонировки там вообще нет. Тут мы видим открытое и доверительное отношение с одной стороны и закрытое, опасливое с другой, с огромными транзакционными издержками на безопасность.

Главная интенция всех этих внутригородских барьеров и заборов — ограничение человеческой мобильности. Отношение власти к пространству такое же, как и у бабушки на проходной — боязнь больших человеческих потоков. Человек должен быть задержан, ограничен и обязан «просачиваться». Для этих же целей существует целая армия частных охранников: около 2 млн выдернутых из производства мужчин, которые ничего, кроме разгадывания кроссвордов, не делают. Отсюда у нас самые большие в мире тиражи сканвордов, кроссвордов. Часто охранника заводят, потому что так принято. Но охранник никого не спасет, воров не остановит и вряд ли бросится под пули. Какую функцию выполняют миллионы будок вахтеров? Непонятно.

Политэкономия забора: отсутствие частной собственности

Вязкая непрозрачная среда города — это отражение непрозрачности институциональной среды. Об этом в своей книге пишет Дуглас Норт: есть порядок открытого доступа и порядок ограниченного доступа. Россия — страна ограниченного доступа, где группа людей захватила ресурсы и ограничила к ним доступ и инвестирует ресурсы, чтобы консервировать сложившийся порядок. Как пишет Фрэнсис Фукуяма, доверие — это главный социальный капитал. В России, как отмечают многие социологи, этот уровень доверия очень низок после развала СССР. В Союзе он был высок: люди могли отпускать детей ездить ночью на метро в одиночку, оставлять их у малознакомых соседей и т. д. Сейчас такого нет. Заборы в России произрастают не от отсутствия безопасности, они произрастают из голов россиян, от базового отсутствия доверия к окружающим.

Фото: Дмитрий Рогулин / ИТАР-ТАСС

Несмотря на расхожее утверждение о том, что Россия — капиталистическое государство, у нас большие проблемы с частной собственностью и гарантиями. Карл Маркс еще сто лет назад разделил азиатский и европейский способы производства: в азиатском нет понятия абсолютной частной собственности, там права на собственность зависят от близости к власти и лояльности власти к собственнику. Паранойя собственности в России велика: ее могут всегда отнять. Боязнь есть как у богатых, так и у очень бедных. Яркий пример — огораживание заборами могил на кладбище. Это последняя попытка закрепить за собой хотя бы этот небольшой кусок земли.

Сегодня при возвращении всего советского этот вопрос особенно актуален. В России вся собственность принадлежит государству. Остальные — лишь временно назначенные при распределении ресурсов. Эта идея хорошо расписана в книге Ольги Бессоновой и Симона Кордонского «Ресурсное государство». Туманное право собственности ведет россиян к паранойе забора. Это говорит и об отсутствии в России социального капитала, и об обществе ограниченного доступа, и о кризисе института частной собственности.

Забор как форма

Забор — это попытка придать форму бескрайним пространствам России, которая предпринимается на протяжении всей истории России. Для понимания стоит привести бессмертный сюжет из «Мертвых душ» Гоголя с колесом от брички. Когда два мужика стоят, смотрят на бричку и рассуждают об одном из ее колес. «Доедет оно до Казани?» — спрашивает первый. «До Казани доедет, — говорит второй, — а вот до Москвы нет». Российское пространство атопично, это пространство, где нет дорог, а только одни направления, такое пространство требует заборов. Здесь уже стоит припомнить парадигмы, которые использовал Владимир Паперный, — «Культура 1» и «Культура 2». Культура непрерывно расширяющегося пространства и людей, которые стараются передвигаться по этому пространству: казаки, первопроходцы, беглые преступники, крестьяне и т. д. А с другой стороны власть, которая постоянно хочет прикрепить людей с помощью городов, острогов, сословий и черт оседлости. Забор — это ключевая составляющая в «Культуре 2»: поставить заслон любому потоку, растеканию, будь то ресурсы природные или человеческие.

Пространство места и пространство потоков

Пространство не обязательно должно быть физическим, это просто некая социальная конструкция, реальность, которая существует вне физического пространства, как, например, интернет. Как писал Эммануэль Кастельс, сейчас происходит социальная бифуркация, деление на пространство мест и потоков. Мы сидим, работаем, а параллельно меняются курсы валют, новостные потоки идут мимо нас. Последние 30 лет говорят, что наступает детерриториализация, эпоха тотальных сетей и прозрачности, конец географии. Однако есть теоретики, такие как Дэвид Ньюман, которые заверяют: одновременно с детерриториализацией проходит новый этап проведения границ. К примеру, Каталония хочет отделиться, а также Шотландия. Возвращение к пространству мест.

Россия, конечно, относится к территории пространства мест. Сейчас мы наблюдаем, как благодаря путинской политике появляются новые границы — та же крымская история, новая граница с Украиной. На наших глазах возникает новое желание власти — отделится от Европы. Возможно, мы будем свидетелем возникновения новых грандиозных заборов, о которых писал в своих книгах Владимир Сорокин. И Россия тут не одинока: есть огромный забор-стена между Израилем и Палестиной; США и Мексикой.

Заборы никуда не денутся. Россия навсегда останется на развилке между потоками и строительством заборов.