Армейские стихи, поговорки — Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal Для дачи

Армейские стихи, поговорки

Как говорилось в старину

Собака лает на луну,

Похоже что для Старшины

Солдат кусочек той луны!

Любимая, пиши почаще,
Что б голос твой звучал в письме,
2 года я отдам России,
А остальное все тебе!

Солдат запомни ради Бога
Что Мать одна, а женщин много,
Любви достойна только Мать
Одна она умеет ждать!

Не тот мужик кто баб е*ал,
А тот кто сапогами плац топтал!

Пусть заржавеет паровоз,
Который Нас в Читу привез!

Как трудно солдату бывает,
Узнав что девчонка не ждет!

Схожу с ума и как всегда
Пишу письмо тебе Звезда,
Ты так давно не говоришь,
Не звонишь и не пишешь мне
Забыла ты совсем меня
Иль разлюбила как всегда
А я забыть тебя не смог
Писал в письме что так хотел
Покончить с жизнью, не успел,
Друзья не дали мне уйти
И помогла в себя прийти.
Теперь спокойны за меня,
Родные, близкие, друзья,
Я начал с чистого листа
И забыл уже тебя!
Не надо мне такой любви,
Что б говорила мне УМРИ!!!

Как приеду на гражданку
Заведу себе щенка,
Назову его сержантом
Буду пиз*ить без конца!

Обязательно вернусь Мамочка Родная
Если насмерть не убьюсь в койку залетая!

Эх Чита, страна чудес,
Сел поср*ть — ремень исчез,
Чита вообще чудесный край,
Но ты туда не попадай!

Солдат проснись, нас обокрали,
Два года юности украли!

Пишу тебе в последний раз
Ответа я не жду,
Шлю ласковый привет
Любовь прошла, обиды нет,
А ты сказала «Буду ждать»
Нашла другого и в кровать,
А я пол года думал ЖДЕТ
Хотя и знал любовь пройдет,
Уж если так тогда прости
И буквы сверху вниз прочти!!!

«Каждый имеет право на радость»-сказал дух и спиз*ил у деда пряник! )

Хочешь верь, а хочешь нет,
Есть во взводе у нас дед,
Старику работать тяжко,
Он хб ушил в обтяжку
Так что ногу не поднять,
Где уж тут маршировать,
Не работает наш дед,
Бережет авторитет,
Любит часто повторять,
Старость надо уважать,
Хочешь верь, а хочешь нет,
Деду 19 лет!!!

Твердо звучит на всех языках!
Кто небыл тот будет,
Кто был незабудет,
730 ДНЕЙ В САПОГАХ!!!

«Бессметрин я»-сказал Кащей,
Но зря он так хвалился,
Хлебнул Кащей солдатских щей,
И замертво свалился!

Почему в армии нет КВНа? Потому что веселые сидят на губе, а находчивые — дома))

По воле бога и небес
Друзья попали в ВВС.
А мне достался этот плен —
Служить попал в РВСН.

Два солдата из стройбата
Заменяют экскаватор,
А ракетчиков отряд
Заменяет весь стройбат.

Дымилась, падая, ракета,
И от нее бежал расчет.
Кто хоть однажды видел это,
Тот х в ракетчики пойдет.

Здоровая рожа, лопата в руках.
Где служишь, братишка? —
В ракетных войсках.

Хочешь попасть в Америку —
поступай в ракетные войска.

Летела ракета,
Упала в болото.
Какая зарплата —
Такая работа.

Пишите, девушки, солдатам,
Солдаты ваших писем ждут.
Порой бывает трудновато,
А письма силы придают.
Пишите, девушки, солдатам,
Для них ведь письма — это все.
Ведь вы не видели солдата,
Когда читает он письмо.
В глазах слезинка появилась,
А на душе тепло, светло.
И, получив письмо любимой,
Готовый в жизни он на все.

Запомни сам и расскажи другому —
Чем больше спишь, тем ближе к дому.

Тяжело без сигареты,
Тяжело без сна,
А еще трудней солдату,
Когда нет ему письма.

Братуха, верь! Взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Когда из списков этой части
Исчезнут наши имена.

Все на свете может быть:
Мать — ребенку изменить,
Жена — мужу изменить,
Но чтоб солдату бросить пить —
Этого не может быть.

Солдатское меню:
1 блюдо — капуста с водой.
2 блюдо — капуста без воды.
3 блюдо — вода без капусты.

Армия — чужая сторона.
Год глухо, словно в танке.
Но все равно нам армия нужна,
Чтобы понять все прелести гражданки!

Тебя гоняют — ты не плачь.
Пускай, наш старшина горяч.
Но помни ты одно, родной,
Свое оттопчешь — и домой.

Когда за праздничным столом
Сидишь с улыбкой на устах,
То не забудь поднять бокал
За тех, кто ходит в сапогах.

Время вдруг остановилось,
Вот сейчас мы упадем,
Все смешалось перед глазами.
Слышу голос — ‘Взвод, подъем!’

Тебя здесь обзовут неряхой,
Сотрут достоинство и честь.
И ты в душе пошлешь всех на х,
И как всегда ответишь ‘есть!’

Над солдатом нависли тучи,
Он, в снегу утопая, ползет,
А подруга в постели другому
Свое сердце и честь отдает.

Крепись, солдат, придет твой час,
Наступит день такой.
По всей стране пройдет приказ:
Домой, домой, домой!

Я пью за дом, за девушку в слезах,
Но первый тост за тех, кто в сапогах.

Хотите изменить походку —
Не пейте чай, а пейте водку

У всех цель в армии одна —
Дожить до дембеля и не сойти с ума

Только сон приблизит нас
К увольнению в запас.

Легко солдату служить,
Когда солдата ждут,
Когда любовь солдатскую
В разлуке берегут.

Ты помнишь, друг, как мы гуляли —
Вино, девчонки, кабаки.
А вместо этого нам дали
Х/б, портянки, сапоги.

Пройдет и молодость в шинели,
В казарме юность умерла,
И мы заметно повзрослели,
На то и армия дана.

Если в жизни станет туго,
Посмотри на морду друга.
Если морда кирпичем,
Значит все идет путем.

Мы б на дембель не спешили,
Если б девушки служили.

Солдату так немного надо,
Лишь пару писем от родных.
Не сотни верст, а два-три слова,
И сигарету на двоих.

Кто серой не носил шинели,
Не видел кирзовых сапог,
Не чистил снег, когда метели,
Не знал нарядов и тревог,
Кто караула не изведал
И автомата не держал,
В столовой нашей не обедал,
В походах с нами не бывал,
Кто строевой не занимался
И на ‘губе’ не побывал,
За увольнением не гнался
И в самоходах не бывал,
Тот не поймет тоски по дому,
По теплоте девичьих рук,
Родных, и близких, и знакомых,
И ласковых своих подруг.

Люблю, друзья, три слова я:
Кино, отбой, столовая.

Я не забуду эту дату,
Когда покинул отчий дом,
И стал, Отчизна, я твоим солдатом,
Я твой надежный часовой.

За мирное небо, за счастье друзей
Отдадим своих лучших 365 дней.

Я в золотой готов коляске
Екатерины прах возить
За то, что продала Аляску,
А то пришлось бы там служить.

Любить легко, когда подруга рядом,
Любить в разлуке тяжело.
Пишите письма девушки солдатам.
Они приносят радость и тепло.

Чем виноват солдат,
Зачем ему подруга изменяет,
За то, что он, прижавши автомат,
Таких бл#@ей, простите, охраняет.

‘Люблю поход’, — сказал комбат,
Садясь в свою машину.
‘Да что бы сдох’, — сказал солдат,
Взвалив мешок на спину.

Хорошо, когда собака — друг.
Плохо, когда друг — собака.
Любите мать, любите как святую,
Любите больше, чем себя.
Она вас родила и воспитала.
Любите мать, она у вас одна.

Дед на духа смотрит нежно
И качает головой.
Ухожу, сынок, на дембель,
Защищай меня, родной.
Дух на деда смотрит криво
И качает головой.
Попадешься на гражданке,
Задушу тебя, родной.

Тишина опять в казарме
Улеглися старики,
Только маленький душара
Умирает от тоски.
Он на деда смотрит нежно,
И качает головой:
Я хочу с тобой на дембель,
Увези меня с собой.

Поверь, как трудно жить солдату,
Когда его никто не ждет.
И как завидует он другу,
Когда к тому письмо придет.

Я верю, день наступит долгожданный,
Весенний(осенний) день в окно казармы постучит.
Газеты принесут, и в них приказ желанный,
И молодой дневальный ‘Дембель!’ закричит.

Запомни дух — попал ты в ад,
Здесь нет чертей — здесь есть сержант.
Скажи мне, в чем я виноват,
Что сделал я тебе плохого.
Быть может то, что я солдат,
А ты не любишь это слово.

Бери от жизни все, что можешь,
Бери хоть с кровью, все равно.
Ведь жизнь на жизнь не перемножишь,
А дважды жить не суждено.

Я знаю, мама, ты грустишь,
Я знаю все, родная.
И ночью часто ты не спишь,
Меня все вспоминаешь.
Бывает, ляжешь и уснешь,
И сон тебе приснится,
Со мной может беда случиться.
Тебе спасибо, дорогая,
За то, что я живу,
За то, что ждешь меня, родная,
За то, что я служу.
Но не грусти, а веселись.
Придет мой день, и я вернусь,
Ты солнцу улыбнись.

Тебе год сапоги носить,
И дом год будет сниться.
Служи, солдат!
Не вздумай удавиться.

Любить солдата — это риск,
Зато дождаться — это подвиг.

Подруга может не дождаться,
Хотя и будет обещать.
А друг тебя всегда дождется,
Его не надо забывать.

Старшина у нас хороший,
Старшина у нас один,
Мы все вместе соберемся
И пи#ды ему дадим.

Солдаты хуже собак:
Собаки бегают тут,
Собаки бегают там,
А солдаты бегают везде.

Жизнь — это книга.
Армия — это две страницы,
Вырванные из этой книги
На самом интересном месте.

Отбои, подъемы, зарядки,
Шинель, сапоги и штаны,
С ногами у нас все в порядке,
А головы здесь не нужны!

В руках, ногах — повсюду боль.
Во рту песок, на шее соль.
В глазах печаль, в душе тоска.
Всегда так после марш-броска.

Девиз сержанта — зае#ать,
Девиз солдата — нае#ать.
Кто на службу х ложил,
Тот до дембеля дожил.
Кто работал и трудился,
Тот давно пи#дой накрылся.

Дембель скоро к нам придет,
В это верит весь наш взвод.
Жаль, что только не спешит,
Видно, сволочь где-то спит.

Если трудно нам придется,
Когда в тупик зажмет судьба,
Железо, может быть, согнется,
Но мы солдаты — никогда.

Надев сапог, я вдруг споткнулся,
Надев другой, я вдруг упал,
И лишь надев х/б, я понял —
Служить я в армию попал.

Такая ночь, я не могу,
Не спится мне, такая лунность.
Еще как будто берегу,
В душе утраченную юность.

Эх как хочется ‘духу’ первое время домой,
Ведь в армии он в первые дни как немой.
Ну а потом он начал борзеть и болтать,
И за это он стал пи#дюлей получать

Я выпить хочу за солдата,
Который сейчас на посту.
Такой же как вы он ребята,
Но грустно ему одному.

Труд для солдата — это праздник.
А какой дурак в праздник работает?

Я выпью за тех, кто срывался с постели,
Бежал по команде ‘В ружье’,
Кто шел от усталости еле — еле,
Шел и шептал: ‘Я дойду все равно’.

Я выпью тот стакан вина
И в зубы возьму папиросу.
Уйду — ничего не скажу,
Лишь шутку солдатскую брошу.

Я здесь служил не для понтов,
Не для того, чтоб лучше стать,
А для того, чтоб вечерами
Год службы вспоминать.

Я помню летний вечер,
Повестку дал военкомат,
Легли погоны на плечи,
Прощай, гражданка, я солдат.

Я службу в армии несу,
Где учат убивать,
Где учат жить, бежать, стрелять
И цену жизни знать.
Мы жизни такой никогда не хотели
Но мир беспокоен и нужен солдат!

Когда спокойно люди спят,
Когда на улице метели,
Солдат опять идет в наряд,
Забыв на сутки о постели.

Кто не был солдатом, тому не понять,
Как трудно бывает, как хочется спать,
Когда до постели ползешь, чуть живой,
И не было слова милее «Отбой».
Когда по подъему, встаешь чуть живой,
И не проснувшись, становишься в строй.

Солдат умеет долго спать,
Умеет драться и стрелять,
Умеет водку лихо пить,
Но он умеет и любить.

Мятая форма, красные лица —
Это солдаты идут похмелиться.

Идет наша жизнь по суровым законам,
И лучшие годы мы дарим погонам.

Сапог летит — я увернулся,
Сержант-ублюдок промахнулся.

Я на тумбочке стою —
Честь шакалам отдаю.
С удовольствием бы взял
И хребет им всем сломал.

Закройте рот, гражданские вороны,—
На дембель едут черные погоны.

Только сон, а не лопата
Может закалить солдата.

Солдат, ты верь придет она
Звезда пленительного счастья,
И в пыльном деле нашей части
Сотрутся наши имена!
Казармы рухнут и свобода
Нас встретит радостно у входа,
И на обломках КПП
Мы все напишем ДМБ!

Что глядишь ты устало,
И в глазах твоих грусть,
Может, что-нибудь из устава,
Почитать тебе наизусть.

О воин, службою живущий,
Читай устав на сон грядущий,
И утром ото сна восстав,
Усиленно читай устав.

Время уносит годы и лица,
Счастье, любовь и друзей,
Но пусть сохранится на этих страницах
Память о службе моей.

Коль тяжело на сердце, и холодно в груди,
Прочти статью устава и строевым пройди.

Забудь мой друг про «Адидас»
Тебе дадут противогаз.
Забудь подруг, забудь про дом —
Ты призван в армию-дурдом.

Не трудно жизнь свою отдать
За женщину, чье имя — мать.

Я помню тот осенний день,
Когда у стен военкомата
С лицом печальным, словно тень,
Я уходил, чтоб стать солдатом.

Да, мы ушли, но мы вернемся,
Чтоб снова пить и танцевать,
И губы девушки любимой
До боли нежно целовать.

Здесь нет людей — одни солдаты.
Здесь солнца нет — одни дожди.
В руках мы держим автоматы,
Чтоб кто-то мог держать цветы.

Здесь нет людей — одни солдаты.
Здесь нет земли — один песок.
Здесь вместо женщин автоматы,
А вместо танцев — марш-бросок.

Время уносит лучшие годы,
Счастье, любовь и друзей.
Все, что записано в этом блокноте
—В память о службе моей.

Мы здесь не курим и не пьем,
За 45 секунд встаем,
Постели быстро застилаем
И дни до дембеля считаем.

Я начал много забывать: друзей, любимые места,
Девчонку, близких и родных, но день Присяги — никогда!

Спи, сержант, спокойной ночи,
Ночью мы тебя замочим.

Пусть помнится вам на гражданке
Веселье подъемов с утра
И запах любимой портянки!
Да здравствует Дембель! Ура!

Ты по парку гуляешь свободно,
Наслаждаясь вечерней порой.
Я стою на вечерней проверке,
Дожидаясь команды «Отбой!»

Скажите, ведь не даром
Всю армию зовут кошмаром?
Кто не служил, тот не поймет,
Что служба в армии не мед.

Забудь обо всем,
Натяни одеяло,
Ведь завтра подъем,
Завтра вновь все сначала.

Запомни истину одну,
За ней рождается былина:
Уходят в армию юнцы,
А возвращаются мужчины.

Если хочешь быть солдатом,
Обругай декана матом.

Я, ребята, солдат,
Что само по себе и не ново.
И не зря говорят,
Это самое грустное слово.

Я пишу из далекого края,
Где работу бесплатно дают,
Где за 40 секунд поднимают
И в столовую строем ведут.
Ничего я не стану скрывать,
Все равно все тебе не понять,
Каково здесь живется солдату,
И поскольку приходится спать.
Ты вот праздник встречаешь с друзьями,
Как шальной, я шагаю в строю.
За столом ты вино открываешь,
Я перловую кашу жую.
Тебя ласково мама разбудит,
Мне дневальный на ухо орет,
А когда ты работаешь ложкой,
Мой желудок мотором ревет.
В звоне каждого дня
Старшина не дает нам покоя,
Есть наряд у меня,
Ты не знаешь, что это такое.
Ты судьбою своей недовольна,
О себе я подавно молчу,
Ты с постели встаешь потихоньку,
Я же пулей с кровати лечу.
Ты над модной прической колдуешь,
Я ж давно без волос здесь сижу.
А как выйдешь на плац рано утром,
Так мороз продирает до слез.
А когда молодые ребята
Вечерами целуют девчат,
Я стою на посту и тебя вспоминаю,
Прижимая к груди автомат.
Да, вот так вот живется солдату
Вдалеке от родной стороны.
И уж если ты обещала,
То всего лишь год подожди…

Солдат, живи и помни фразу:
Когда живешь, люби двух сразу.

Не плач, солдат, что розы вянут
Они по новой расцветут.
А плач, что годы молодые
К тебе обратно не придут.

Под камуфляжем не видно души,
Под камуфляжем все скрыто,
Смеются и шутят солдаты порой,
А сердце тоскою облито.

Здесь птицы не летают,
Деревья не растут,
Растенья угасают,
Машины глохнут,
звери дохнут,
А вот солдатики — живут.

Привет из далекого края,
Где свободного времени нет,
Где за тридцать секунд одевают
И строем ведут на обед.
Что касается службы солдатской
Я не буду так много писать,
Потому что тебе дорогая
Все равно ничего не понять.
Ты сидишь и спокойно мечтаешь
Я служу и уставы учу.
Вечером ты в парке гуляешь
И с подругами ходишь на танцы
Я с друзьями в наряды хожу.
Ночью ты отдыхаешь в кровати
Я дневальным по роте хожу.
Говоришь ты с начальником прямо.
Я же смирно стою перед ним.
От него ты уходишь спокойно,
Я иду от него строевым.
Ты под музыку шейки танцуешь,
Я бегу утомительный кросс,
Косы русые ты заплетаешь,
Я хожу пока без волос.
А пока молодые ребята
Вечером целуют девчат,
Я стою и мечтаю,
Прижимая к груди автомат.
Я кончаю писать, дорогая,
‘Построенье!’ — кричит старшина.
Я целую тебя, дорогая,
Будь счастлива и помни меня.

Отлично служится солдату,
Когда его девчонка ждет,
Когда она ему, как брату,
Тепло и ласку в письмах шлет.

Что есть святое у солдата?
Конечно мать и только мать!
Так поклянемся же, ребята,
Всех мам на свете защищать!

О, как ты заблуждался,
Каким ты был глупцом,
Когда хотел скорее
Покинуть отчий дом.
И хоть его покинул,
Не прав ты был тогда,
Когда сказал, что худшие —
Армейские года.
За время своей службы
Друзей таких найдешь,
Что хоть в огонь, хоть в воду —
Нигде не пропадешь.
Когда домой приедешь,
Ты их не забывай.
И дружеские письма
Почаще посылай.

Как юн и глуп я был тогда:
Я шел, как будто на два дня.
И только здесь увидел жизнь
В ее неярком слишком цвете.
Я понял, что отец и мать
Для нас роднее всех на свете.
Кто не был здесь, тот не узнает,
Как юность с болью здесь теряют.

Сидит солдатик под горою,
Рукой сжимая автомат,
А кучерявые ребята
Целуют преданных девчат.
Он так же прошлою весною
Сидел с любимой у реки
И, обнимая недотрогу,
Дарил смешные васильки.
Ты не грусти, моя девчонка,
Пройдут шумы осенних гроз,
И обниму тебя я крепко
Среди распущенных берез.

О жизнь! Зачем ты нам дана?
Любить? Страдать? А жить когда?

Вы о службе лишь только мечтали,
Не стояли в солдатском строю,
На снегу под шинелью не спали,
Не теряли свободу свою.
Вы лишь песни красиво поете,
А по ночам, когда все спят,
Вы к парням на свиданья идете,
А ведь вы обещали нас ждать.

Мы были призваны страной,
Стоять на страже мира,
Но всё же хочется домой,
Где очень много пива.

Прощай навек, защитный цвет,
Уходит грусть солдатских лет,
Колеса поезда стучат,
Теперь я больше не солдат.

Прости меня за все,
За то, что стал солдатом,
Что не с тобой теперь,
А с черным автоматом.

Хоть редко я тебе пишу,
Но в этом я не виноват.
И об одном тебя прошу:
Не забывай, что я солдат.

И зачем тебе, красивой, плакать,
Слезы вытирать зачем платком,
Если можно будет этой ночью
Погулять с ‘гражданским’ пареньком.

Хочу увидеть свою мать,
Пожать отцу родному руку,
Хочу братишку я обнять,
Забыть солдатскую науку.

Когда мне больно, я не плачу,
Когда мне грустно, я смеюсь.
Но верю я — тот день настанет,
Когда я с армии вернусь.

Зачем смеешься над солдатом,
Ну что ты знаешь про него,
Про человека с автоматом,
Про мысли и мечты его.
Ты любишь небо голубое,
Цветы, политые дождем,
Но не задумалась ни разу,
А вдруг на небе грянет гром,
Покроется планета адом,
И рухнут все твои мечты…
Но встанет твердо с автоматом
Солдат, над кем смеялась ты!

И вот, когда я стал солдатом,
Я до конца сумел понять,
Как дорого оно и свято,
Одно простое слово — мать.

Новогодняя ночь наступает,
Ты будешь с другими гулять
А мне, моя дорогая,
Придется на пост заступать.
Вы ровно в 12 начнете
В бокалы вино наливать,
А я со своим разводящим
Пойду часового менять.
Проверю замки и печати,
Повесив на грудь автомат.
И на 2 часа я забуду,
Что мне надо праздник встречать.
А вы веселитесь, ребята.
Пусть пробки летят в высоту.
И выпить бокал не забудьте
За тех, кто стоит на посту.

Как говорили в старину,
Собака воет на луну.
Мне кажется, для старшины
Солдат кусочек той луны.

Трудно будет в первый раз,
Но ты запомни, воин:
Кто не сумел дождаться нас,
Тот нас и не достоин.

Меня не ждут красивые девчонки,
И мне на это наплевать.
Я знаю, что меня встречают
Мои друзья, родная мать.

Такую вот службу я, сын, отслужил.
И сейчас презираю всех тех, кто косил.

Девчонка на гражданке гуляет,
Бокал поднимает за тех, кто вдали.
И, выпив до дна за тебя, забывает,
Другого пригрев на груди.

Очень трудно в солдатской шинели,
Но тебе этих слов не понять:
Ты другого ласкала в постели,
А я должен тебя охранять.
Придет тот день, придет тот час —
Построят нас в последний раз
И зачитают нам приказ
Об увольнении в запас.

Свеча у образа потухла,
Как будто жизнь оборвалась.
И голова от боли вспухла,
Ведь служба только началась.

Солнце светит, спят деды,
Ну а нам все до пи#ды,
Только солнышко упало,
Тут нам всем пи#да настала.

Целый день на койке спит,
Дед совсем не инвалид.
Хочешь верь, а хочешь — нет,
Деду только 20 лет.

Нас е#ут, а мы смеемся,
Все равно мы дембельнемся.

Скрепи зубы и не вешай нос,
Никто не должен видеть слез.
И слышать твои стоны,
Ведь ты надел погоны.

Кто-то водку пьет,
Кто-то бабу жмет.
Ну а я жму свой автомат,
Потому что я солдат.

Солдат не умирает, когда убивают.
Солдат умирает, когда забывают.

Я солдат, и это много значит.
Это значит без сна на посту,
Это ветер, что воет и плачет,
Звук стрельбы унося по ветру.
Это тактика в знойную пору,
И стрельба под холодным дождем.
Это запах от гари затвора,
И привычное «Рота, ПОДЪЕМ!».
Это марш по буграм и по кочкам,
Это ночью пустая кровать.
Я хотел бы об этом подробно,
Но другими словами сказать.
Чтобы ты поняла, как нужна нам
Ваша ласка и ваша любовь,
Чтобы жизнь никогда не кончалась,
И счастье вернулось к нам вновь.

Рота, спи спокойным сном,
Ну а что же толку?
Все равно полроты днем
Вышло в самоволку.

Нам, друзья, по 18,
А это возраст призывной.
Пора в дорогу собираться,
Пора исполнить долг святой.

Поверь, браток, придет приказ,
Которого мы так ждали,
Кто не служил, тот не поймет,
Как до него мы дни считали.

Мы выходим из казармы
С дипломатами в руках.
И встречать нас будут мамы
Со слезами на глазах.

Мне 18 лет, мне дали автомат,
И сталь штыка холодный блеск бросает.
Мне 18 лет, а я уже солдат,
И юность словно птица улетает.

Мы совершили первый шаг, осмысленный и верный,
Запрятав юность в вещмешок, а молодость в шинели.
Другим оставили вино, девчонок и свободу,
Все променяли на кирзу, на хлеб и воду.

И пусть нелегкая дорога,
И боль тяжелая в ногах.
Но надо к дембелю дойти
В тяжелых наших сапогах.

Армия — не кружка пива,
Армия — не бокал вина,
Армия — это море пота,
И два потертых сапога.

Уснув на занятиях — не храпи,
А то разбудишь соседа — солдата.

Как готовить плов.
В начале положить укропу,
А потом кошачью жопу,
Два напи#дника телячьих,
Бычий х и два собачьих,
Лимонный сок,
Пи#ды кусок,
Две гусиных лапки,
Секель старой бабки,
Двадцать пять картошек,
Семнадцать мандавошек,
Ведро воды
И х туды,
Охапку дров,
И плов готов.
Все перемещать,
И можно жрать.

Первый год службы солдат ничего не умеет, но все делает;
Второй год он все умеет, но ничего не делает.

Кто солдатскую жизнь понимает
Кто их чувства умеет хранить
Кто в разлуке год страдает,
Тот действительно может любить.
Армия дома.
Не дай бог, я вернусь на гражданку,
Ох, я водки от счастья напьюсь.
Соберу небывалую пьянку,
А наутро с похмелья женюсь.

Я жену приучу к распорядку,
Будет знать, что такое подъем,
Будет пулей летать на зарядку,
Чтобы знала, что было со мной.

Ну а дети, как только родятся,
Пройдут курс молодого бойца,
А потом они будут гордиться,
Что имеют такого отца.

Под окном я устрою площадку,
Накопаю окопов, траншей,
Утром буду гонять на зарядку
Злую тещу, жену и детей.

По-солдатски на завтрак построю,
Велю ложки с собою носить,
Будут шапки снимать по команде,
Младший сын будет пайку делить.

Гауптвахту устрою в подвале,
Злую тещу туда посажу,
А дневальным по дому поставлю
Молодую жену.

Ну а теще свою боевую
В марш-бросок буду часто гонять,
Песню петь научу строевую,
Теща будет сама запевать.

А когда подойдет воскресенье,
Всех отправлю на кухню в наряд.
Ну а сам я пойду в увольнение,
Как хороший, примерный солдат.

Нас дожимал соленый жар
Мы пылью знойною дышали
Но впереди бежал сержант
и мы что было сил бежали.
Стучала гулко кровь в висок
И не нестерпимо пить хотелось
Стал этот давний марш-бросок
Броском из юношества в зрелость.

Подумать только, как я жил,
Дни не считал, баклуши бил,
Гулял, играл, балдел, мудрил,
И вдруг — приказ, и я уныл.
И здесь год я не жил,
А только молодость губил.
Страдал, мечтал, не жил,
А только службу я тащил.
Девчонок также не любил,
А лишь приказы выполнял,
В нарядах дни свои считал,
Да, юный друг, ты все поймешь,
Когда в армию служить пойдешь.

Кто виноват?
Кто виноват, что ты устал,
Что недоел, что недоспал,
Портянки плохо намотал,
Пришел с зарядки и упал.

Кто виноват и в чем секрет
Что есть и старшина и дед,
И проклиная белый свет,
До блеска драишь туалет

И чья вина, что день за днем
Кричит дневальный нам «подъем».
И снится нам родимый дом,
Приказ, с которым мы уйдем.

Звучит отбой, и молкнут звуки,
И ты поднять не можешь руки.
И если боль твоя стихает,
То будет новая беда.

Кто виноват, скажи-ка брат,
Что мы с тобой идем в наряд.
И ты не рад, и я не рад,
Но что поделаешь, солдат.

И чья вина, что там и тут
Девчонки нас уже не ждут.
Без них на сердце пустота,
Но не покинем мы поста.

Кто виноват и в чем секрет,
Приказа нет и ты не «дед»,
Перловка снова на обед,
На ужин чай уже согрет.

И кто нам скажет, чья вина,
Что наша служба так длинна.
И так скучна, а ты все ждешь,
Когда же ты домой придешь.

ЗОМП
Вспышка слева — я в кусты,
Ноги к центру взрыва.
Ох ты, боже, упаси
От радиоактива.
После вспышки грянул гром,
Вверх меня подбросило.
Думал, к богу попаду
Я, наверно, в гости.
Но немного погодя
С неба я вернулся,
Карабин в кустах нашел,
Только отряхнулся.
Газы! Газы, вот те раз,
Как тут не дивиться.
Морду раз в противогаз,
Чтоб не отравиться.
Жарко, морда вся в поту,
А не снимешь — «газы».
Кроме армии — нигде
Нет такой заразы.

Караул.
Снова наш караул. Мы идем на развод.
Снова холод и дождь — нас позиция ждет.
Автомат надоел — дом нам снится во сне,
Где с девчонкой своей ты гулял по весне.
На посту идет дождь, но тебе наплевать.
Будешь дом вспоминать и склады охранять.
Тихо время идет, ливень хлещет и снег.
Ты забудь на часок, что в тебе человек.
Ты теперь часовой, должен службу тянуть.
И в бесчисленный раз ты отправишься в путь.
А еще через час тебя сменят опять,
И парнишка другой будет пост охранять.
Мама, не ругай меня, я пьяный, мама,
Я сегодня пил и буду пить,
Потому что завтра утром ранним, мама,
Я поеду в армию служить.
И не будет там твоею ласки, мама,
И не будет там твоих забот.
Старшина создаст уют и ласку, мама,
А старик салагой назовет.
И не будет там моей любимой, мама,
Ведь она меня не будет ждать.
Отчего ж тогда мне не напиться, мама,
Милая моя родная мать.
Мама, не ругай меня, я пьяный, мама,
Я сегодня пил и буду пить,
Потому что завтра утром ранним, мама,
Я поеду юность хоронить.

Я здесь пахал, а ты тащился.
Я пот глотал, ты пиво пил.
Я воевал, а ты тащился,
Я умирал, ты мирно жил.
Да чтоб ты, сука, удавился,
Тот, кто от армии косил.

За что я армию люблю?
За то, что в цирк ходить не надо.

Не ссы браток, не падай духом
И старый был когда-то духом

Когда чайки покидают море
Они плачут от горя.
А я заплачу от счастья,
Когда свалю из этой части.

Письмо солдату.
Вчера пришло письмо солдату,
Я с ним служу в одном полку.
Он мне прочел его как брату,
Душой он мне открыл тоску.

Ему подруга написала,
Мол, мы с тобою не друзья,
И что два года срок немалый,
Решила замуж выйти я.

Я думал он сейчас подскочит
И быстро схватит автомат,
Себя он пулями прострочит,
И рухнет намертво солдат.

Но я ошибся в ту минуту,
Он громко лишь захохотал,
Полез в карман и почему-то
Копейку старую достал.

В конверт ее солдатский бросил,
Затем найдя бумаги лист,
Прижал ее ногою гордой,
Обутой в кирзовый сапог.

И где виднелся отпечаток,
Он вывел собственной рукой:
Подруга, здравствуй, буду краток.
Я жив, здоров, в душе покой.

Тебе копейку высылаю,
Для свадьбы дара больше нет.
Затем желательно желаю,
Взгляни на мой кирзовый след.

Там ничего нет, кроме грязи,
Но если б тут он не стоял,
Давно бы вас американец
Как шлюх последних затоптал.

И вот я здесь стою в наряде,
Стою и сон твой стерегу.
Прощай, — с улыбкой он добавил, —
Мне не нужна твоя любовь.

Не спорьте со старшиной, что Земля круглая —
Заставит ровнять.

КАЗАРМЕ
Растаял к ночи дым «сражений» —
Солдаты крепко спят, устав.
И пахнет маслом оружейным,
Мастикой и настоем трав.
Как бабка в спальню к спящим внукам,
Идет на цыпочках луна,
И, в сотню пар сапог обута,
Стоит у коек тишина,
И звезды киноаппаратами,
Лучась, сюда наведены
И демонстрируют солдатам
На белых наволочках сны.

Молитва.
Пресвятая мать Демобилизация,
Сохрани Раба Божьего ***:
От отбоя позднего,
От подъёма раннего,
От кросса дальнего,
От крика дневального,
От зарядки физической,
От тренажей химических,
От старшины беса,
От масла недовеса,
От утреннего развода,
От командира взвода.
Да спаси меня Бог
От ночных тревог,
От самоволок грешных,
От патрулей здешних,
От мук грустных,
От работ трудных,
Преврати грех армейских
В суматоху житейскую,
Море Каспийское
В водку российскую,
Море Азовское
В пиво Жигулёвское,
И дай нам Бог
Девчонок поомложе,
Вина построже
И свободы тоже.
Аминь.

СОЛДАТСКИЙ СЛОВАРЬ
Повестка — жизнь дала осечку.
Подъем — безумная минута.
Утренний осмотр — следствие ведут знатоки.
Завтрак — в бой идут одни ста-рики.
Дежурный по части — ночной призрак.
Каптерка — остров сокровищ.
Баня — в мире животных.
Повар — последний, кто видел мясо.
Кросс — мертвые не потеют.
1 км — зигзаг удачи;
3 км — никто не хотел умирать;
6км — мертвые души;
8км — поле чудес;
10 км — самые стойкие умрут на брусьях.
После бега — живые и мертвые.
Отбой — я люблю тебя, жизнь!
Забор — граница не знает покоя.
Губа — как закалялась сталь.
Развод — биржа труда.
Патруль — Тимур и его команда.
ДМБ — возвращение блудного сына.

альбом — не книга для наряда
и не учебник для детей.
альбом — история солдата,
солдатской юности моей.

Дембельский гимн
Вот они денечки: зеленеют рощи, тополя.
Набухают почки и на дембель едут дембеля.
Как весной повеет, то уже не спрятать, не унять
Дембельское время, дембельскую радость, твою мать!

Парню из Смоленска очень форма старая к лицу.
В гарнизоне энском дембеля гуляют по плацу.
В дембельском альбоме смотрят фото, любят помечтать
О семье, о доме. И о бабах любят, твою мать!

Карантин, учебку, хлебореза помнят Хомяка,
Банщика Валерку и присягу уж наверняка.
Праздники, залеты, как шагать учились и стрелять.
Танки, самолеты, дедовщину помнят, твою мать!

По ночам от скуки дембеля в каптерке водку пьют.
Вешаются духи, а гражданки песенки поют.
Голые по пояс, им не отдохнуть и не поспать.
Дембельский поезд по казарме едет, твою мать!

Утром на разводе зачитают дембельский приказ.
По любимой роте дембеля пройдут в последний раз.
Дедушки тоскуют: им полгода сапоги топтать.
Дембеля ликуют: скоро будут дома, твою мать!

КПП родное им откроет юный часовой.
Вот они, герои необъятной родины родной!
Долгие два года пролетели — дней не сосчитать.
Вот она, свобода! Вот она, гражданка, твою мать!

И в военкомате им заменят воинский билет.
Веселитесь, бляди! Дембеля вернулись в белый свет!
Вьюги и метели заметут на паспорте печать.
Но российский дембель? он навеки дембель, твою мать!

Армия что брачная ночь,
Как не крутись, всё равно выебут.
Девушка как монета,
Никогда не знаешь, через сколько рук она прошла.

Над солдатом завыли метели,
Утопая в снегу он ползёт,
А подруга другому в постели
Честь и совесть свою отдаёт.

Будешь жить не по уставу —
Завоюешь честь и славу,
По уставу будешь жить —
Заебёшься ты служить.

Рожа в мыле, жопа в поте —
Это я дневальный в роте.

Где-то слышен шум и гром —
Это дух летит с ведром.

Смерть и дембель чем похожи —
Смерть приходит, дембель — тоже.

Есть в нашей роте тёмный уголок,
Планшет висит над тем углом,
И днём и ночью дух учёный
Стоит на тумбочке верхом.
Глядит налево — руки сводит,
Направо — роте спать велит.
Там чудеса, дежурный бродит,
В каптёрке старшина сидит.
Там на неведомых дорожках
Следы от кирзовых сапог,
Казарма там на курьих ножках,
В ней много-много тормозов.

Армия не школа,
Армия не дом,
Армия похожа
На большой дурдом.

Плакат в казарме:
Солдат! Помни! Когда ты спишь — противник не дремлет! Спи больше, изматывай врага бессоницей!

Всепобеждающий Армейский Язык
————————————-
А теперь закрой рот и скажи, где ты был.

Я вас не спрашиваю, где вы были! Я спрашиваю, откуда идете!

По команде «Бегом-марш» руки сгинаются в коленях!

Что, машина не заводится? Поехали, потом заведешь.

Ставлю вопрос ребром: или мы будем или не без этого!

Осмотрите дыру в заборе и доложите мне, с какой она стороны, с той или с этой?

Отпечатать в трех экземплярах, но чтоб первый был готов к обеду.

К днищу аппарата приварено отверстие.

Товарищи бойцы! Спите быстрее! До подъема осталось пять минут.

Чья шинель подписана «Сидоров»?

Лицо на фотографии должно быть квадратным.

Вы что думаете -вы все дураки, а я один умный? !

Что это над нами завис вертолет? Горючее что-ли кончилось?

Товарищи курсанты, поставьте дипломаты на пол, а у кого не стоит, зажмите между ног.

Пора, товарищи, брать коня за рога.

И спать хочется, и Родину жалко. . .

Рота! Шире шаг! Почему зад не поет?

Белье вы получите такое же белое, только синее.

Что вы на меня свое лицо вытаращили?

Кто не умеет плавать, тот должен хорошо нырять.

Расстояние между ногами -один шаг.

Матроса сильно не судите, когда увидите что пьян. вы лудше в душу загляните, там целый склад глубоких ран.

Добавлено через 1 минуту
Забыть матроса- это подла, не ждать матроса- грех, любить матроса- это горда, встречать матроса- это честь.

На осенней на опушке , соловей е… т кукушку
Чик чирик , х…к ку ку, скоро дембель старику
Масло сьел и день начался — старшина с цепи сорвался
Рыбу сьел и день прошёл — старшина домой пошёл
Вышел слоник на поляну , глянул влево глянул вправо
И пошёл в казарму он, посмотреть на деда сон
Спи старик спокойной ночи
Дембель стал на день короче
Пусть приснится дом родной
Баба с пышную п…..
Пива море , водки таз
Димки Медведя указ
И автобус марки ПАЗ
Увозящий вас в запас
Через горы через лес
Мчится дембельский экспресс
Подмывайтесь на ночь девушки
На дембель едут дедушки
Рассказав всё это вам
Слоник спать идёт и сам
Хобот спрятав в тубмочку , бивни — в потолок

Армия — это доменная печь, из одних получается сталь, из других шлак
Армия — это единственное место, где можно узнать, любят тебя или нет
Армия — это единственное место, где молодые красивые парни хотят стать «стариками»
Армия — это единственное место, где не жалеешь о прошедшем дне
Армия — это единственное место, чтобы узнать — любят тебя или нет
Армия — это курятник, в котором каждый старается сесть повыше, плюнуть в ближнего и насрать на нижнего
Армия — это не Америка, без работы не останешься
Армия — это однообразие, доведенное до безобразия
Армия — это роща, где все «дубы» и все шумят
Армия — это театр, а он начинается с вешалки
Армия — это школа для мужчин, а для девушек суровый экзамен на верность и выносливость
Армия — это школа, и как хорошо не учись, все равно останешься на второй год

Я – девушка солдата!!!
И этим я горжусь!!!
Тебя дождусь, любимый,
Я всем святым клянусь!!!
И пусть скучать я буду,
И трудно будет пусть…
Я сильная девчонка,
Проблем я не боюсь!
Твоей любви во имя
Я беды все стерплю!
Запомни, дорогой мой,
Что я тебя люблю!
Сейчас живу мгновеньем,
Когда тебя коснусь…
Я – девушка солдата…
И ЭТИМ Я ГОРЖУСЬ!!!

Та девушка, что в час разлуки
Сумела верность сохранить,
И не ушла в другие руки,
Достойна, чтоб ее ЛЮБИТЬ!

§

Previous Entry | Next Entry

  • Пт, 13:06: #love Самыми популярными детскими именами в Москве стали София и Александр: Самыми популярными именами, которы… http://t.co/rDD4QB8gwy
  • Пт, 14:13: #love В сети появились новые фото Жанны Фриске: В сети Интернет появилась новая фотография Жанны Фриске, на ко… http://t.co/MsaqHtBuPx
  • Пт, 16:15: #love Шаляпин стесняется откровенного поведения жены-пенсионерки: Потом влюбленные укатили во Вьетнам, где Лар… http://t.co/otmZD5GFpo
  • Пт, 16:15: #love Отец Марии Кожевниковой рассказал о второй беременности дочери: Судя по всему, слухи о второй беременнос… http://t.co/Gm7D2rCmVp
  • Пт, 16:15: #love Бывший бойфренд Лоуренс прокомментировал публикацию ее обнаженных фото: Актер Николас Холт, который ране… http://t.co/HAhLp1tyQM
  • Пт, 18:25: #love Бари Алибасов надел шарф из денег на светскую вечеринку: Бари Алибасов решил удивить публику шарфом из д… http://t.co/OqDfAnIaZp
  • Пт, 19:27: #love Актриса Меган Фокс в 28 лет сделала вторую подтяжку лица: 28-летняя Меган Фокс родила второго сына в нач… http://t.co/QuyIxvFHCq
  • Пт, 20:07: Армейские стихи, поговорки http://t.co/zHowrqBfzS
  • Пт, 21:31: #love Исполнитель песни «Про комбайнеров» представит новый альбом в Тольятти: Актер и музыкант Игорь Растеряев… http://t.co/p0R0P5Fz83
  • Пт, 21:31: #love Актер театра и кино Григорий Антипенко отмечает юбилей: Актер театра и кино Григорий Антипенко 10 октябр… http://t.co/mgrWADpZ4D
  • Пт, 21:31: #love Дженнифер Лопес показала идеальный пресс: Поп-звезда Дженнифер Лопес похвасталась идеальным прессом прям… http://t.co/mLuu2Y4YGs
  • Пт, 22:50: мило) http://t.co/Ke5Bdo0VTY
  • Пт, 22:50: ТОП глупых поступков http://t.co/JtByMYoTfB
  • Пт, 22:50: Жертва изнасилования. А жертва ли? http://t.co/l6VALtqgTb
  • Пт, 22:54: заебись слова 1 http://t.co/HSGqRSQKPX
  • Пт, 22:54: Любовницы http://t.co/XlOHme8m4U
  • Пт, 22:58: Как лучше себя продать? http://t.co/PlSqrhN7jn
  • Пт, 22:59: Нужна ли смертная казнь в наше время? http://t.co/GLXZZ3fNSi
  • Пт, 22:59: -Ты создаешь мужчину? -Нет. Женщину. -Женщину?? http://t.co/UfmDfaMMJY
  • Пт, 23:00: дааа он супер помню его ) http://t.co/fOP4ElwGRP
  • Пт, 23:00: Есть ли у вас лучший друг? http://t.co/amMKG8EWSs
  • Пт, 23:00: Невесомый, бескостный, бестелесный http://t.co/3EDwXnzDi1
  • Пт, 23:03: я знаю ещё круче место в спб там в асфальте сделали сердце и залили краской http://t.co/5PuxLbEXW5
  • Пт, 23:04: А вы любите стихи? Вот — я ненавижу! http://t.co/IaWZFPpIlh
  • Пт, 23:06: Меня удивили с утра! http://t.co/AvjfNhQlVW
  • Пт, 23:06: А какого Райана выберешь ты? http://t.co/sAKES0SIS3
  • Сб, 03:07: #love Волочкова показала новый шпагат: Балерина в очередной раз шокировала фотографов. http://t.co/2otj1H2EIN
  • Сб, 07:18: #love Жанна Фриске новости: певица лечится в Китае от рака мозга: Известная российская поп-исполнительница Жан… http://t.co/aF5TsDEQxq
  • Сб, 07:18: #love К Сноудену в Россию приехала его возлюбленная Линдсей Миллс: К экс-сотруднику Агентства национальной без… http://t.co/MHJO3rm3rd
  • Сб, 08:21: #love Украинская певица открыто заявила о своих чувствах к Украине: Известная украинская певица. участница гру… http://t.co/pf7hzwZACf
  • Сб, 09:21: #love Юдашкин не разговаривает о политике с Оксаной Калетник: Дизайнер Валентин Юдашкин не разговаривает о пол… http://t.co/ZRz3REQ3zm
  • Сб, 10:06: =) ахахаха а если не дамочка?) http://t.co/UlAe4omduk
  • Сб, 10:16: даа соглашусь я ) http://t.co/Eoutzt1Djv
  • Сб, 10:17: Красная дорожка «Евразии» http://t.co/IrquLLYriG
  • Сб, 10:23: #love Муж Наргиз Закировой снялся в дебютном клипе супруги: Певица Наргиз Закирова, ставшая популярной после п… http://t.co/Ox1YBZRxsS
  • Сб, 11:46: #love 65-летняя Алла Пугачева показала стройные ножки в мини: Алла Борисовна кардинально сменила имидж: вместо… http://t.co/pwOOg9EqSm
  • Сб, 11:46: #love Майдан помешал Руслане завести ребенка: Певица на данный момент не дает концертов и живет на сбережения,… http://t.co/IPRFtyCHwq

§

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Сегодня всемирный день психического здоровья, отмечаемый (странное слово в данном случае) во всем мире. И, как и у каждого события, у этого дня есть свои герои.

Цезарь прославился талантами и великими делами. Герострат – одним ужасным. Но тысячи людей каждый день совершают такие тупые поступки, что самый креативный комик не придумает. Вот моя версия рейтинга таких историй.

1. Кустики бывают не везде

Представитель молодого поколения жителей США Шон Монтеро ехал по шоссе I-85. Ну как ехал, в пробке стоял. Беда в том, что до этого он изрядно набрался в баре, и теперь надо было сходить куда-нибудь «после пива». «Раз я на дороге, значит, в кустики!» — так, видимо, парень решил. Выскочил из машины, перепрыгнул через ограждение.

Только вот кустиков там не было. А было 65 футов загазованного воздуха – отвесный обрыв. «Он, вероятно, думал, что с той стороны тоже была дорога, но ее там не было», — уверен КЭП.

2. Граната? Да она же ручная!

Очередной случай на американской военной базе. Сержанту Лоу поступил приказ установить движущиеся мишени на учебном полигоне. Вместе с ним в наряд пошли трое солдатиков. В рамках беспредела и дедовщины, сержант приказал молодняку забивать гвозди в мишени колышком от палатки, ведь молоток идущие на плотницкие работы вояки с собой не взяли.

Чуть позже сержант Лоу нашел орудие потяжелее – не разорвавшийся после попадания в цель M72A2 66mm LAW (Light Anti-Tank Weapon) — легкий противотанковый снаряд. Солдаты, конечно, предложили отнести снаряд к саперам, но бывалый Лоу решил показать, насколько «камень» безвреден. Сработал пьезоэлектрический детонатор только со второй попытки, но сержанту Лоу от этого уже не легче…

3. Стоп наркотикс

И снова в рейтинге американцы! У 32-летнего Лукаса Уильяма Стеннинга закончились отпускаемые только по рецепту болеутоляющие лекарства. Добыть новую дозу он решил, бросившись под колеса автомобиля и получив немного травм. Но не рассчитал, очевидно, и проломил себе череп об асфальт. Так что в больнице ему не назначили никаких наркотических болеутоляющих, а лишь определили место в морге.

Вся пикантность ситуации еще и в том, что за полтора месяца до этого погибший признал себя виновным в краже и был выпущен под залог. И теперь ему удалось избежать тюрьмы.

4. «Помню, как во Вьетнаме»…

Три счастливых жителя полуострова Индокитай собирали в окрестностях Ханоя американский металлолом и нашли бомбу больше 2 центнеров весом. В этой штуковине было много всякой всячины, а мозгов в головах старателей – не очень, видимо.. Они покатили снаряд по склону, но рядом с вьетнамцами бомба вспомнила, для чего была сделана, взорвалась и отправила неприятелей к праотцам.

5. Нетерпеливый Мил Мискоу

В июне 2009 года в Пенсильвании сильный шторм оставил без электричества тысячи домов. 64-летний пенсионер входил в число пострадавших, но американцы чинят коммуникации еще дольше, чем русские. Через 7 часов после конца света терпению Мила пришел конец. Ну и спиртное поспособствовало.

Пожарные, которые охраняли поврежденные линии электропередач, неоднократно отгоняли нашего воинственного героя от опасных участков. Тогда пенсионер вышел из своего дома с бензопилой и в полиэтиленовых пакетах на ногах и занялся ремонтом сам. Он принялся пилить провода, свисающие со столба, стоя в луже воды. Думал, что 0,1 миллиметра изолятора спасут от 4800 вольт. Не спасли.

6. Просто Навальный

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

С физическим здоровьем Алексея Навального все в порядке – у истории, а вот с психическим – есть соменения. Тревогу забили уже политологи в ходе избирательной кампании мэра Москвы, в которой участвовал Навальный.

Позже Навальный написал лже-пост в ЖЖ, за что и получил повестку в суд. И тут уже его адвокаты признались, что у их клиента ряд серьезных психических проблем, сильно влияющих на адекватность его поведения –вплоть до ломки (!) ролевых функций и приступов неконтролируемого гнева. Поэтому и запрет на работу у Навального соответствующий тоже есть, только он почему-то его не показывает:

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Всех героев объединяет, как мы видим, одно.

§

Сегодня в ТОПе пост про мерзавца, который предлагал своим знакомым девушкам подбросить их до дома на машине. Но вместо этого увозил за город к черту на кулички и ставил перед выбором: либо они его удовлетворяют сексуально, либо возвращаются в гордом одиночестве пешком, ночью, через лес. Тварь хвастается, что девушки в таких ситуациях становятся очень покладистыми и согласны на все.

Юноша, видимо, не в курсе, что использование беспомощного состояния потерпевшей – один из способов изнасилования. Так что недолго ему гулять на свободе. Но описанный случай относится к разряду неординарных. В большинстве же своем преступления против половой свободы происходят на бытовой почве и при самых обычных жизненных обстоятельствах.

девушка

Насильник и потерпевшая, как правило, знакомы. Вдвоем или в компании друзей распивают спиртные напитки. Девушка ведет себя раскрепощенно, принимает от молодого человека знаки внимания, допускает поцелуи, объятия, поглаживания. Потом гуляют по парку / он провожает ее домой / оказываются наедине в изолированном помещении. И «вдруг» мужчина начинает вести себя агрессивно, сопротивление расценивает как кокетство либо каприз, происходит половое сношение.

Тот, кто нарушил, закон, должен за это ответить. Dura lex sed lex. Но кому станет от этого легче, кто будет в выигрыше? Явно, не парень, который при других обстоятельствах на девушку и не взглянул бы, а теперь ему в колонии исковеркают судьбу. Да и не жертва, ей предстоит долго залечивать свои физические и душевные травмы. Тогда, может, неродившийся ребенок?

Как известно, лучшее средство от любой болезни – это профилактика. Так и с изнасилованием – если его не провоцировать, то риск пострадать минимален. Казалось бы, очевидные вещи. Тогда почему женщины продолжают попадать в ими же расставленный капкан, легкомысленно заигрывают с опасностью, а потом страдают? Не понимаю!

§

Я как-то умудряюсь жить так, чтобы не брать на себя ни функции жены, ни функции любовницы женатого мужчины. Однако подавляющее большинство женщин хотя бы в одной из этих двух шкур, но побывали.

И знаете, что меня удивляет? На какой вопрос я не нахожу ответа? Почему любовницы почти всегда стремятся встать на место жён? Зачем им оно надо?

Давайте порассуждаем. Что творится в голове у любовницы, когда мужчина после пятиминутки страсти в неё едет домой к жене? Какие картины рисует гиперактивное воображение женщины вне закона?

Любимый, даже не сбросив туфли, набрасывается с порога на постылую или не очень жену? Зацеловывает её до печени и совокупляет прямо в прихожей? А потом достаёт из сумки бархатную коробочку с колье и застёгивает его на шее жены, взопревшей от страсти? А потом они вместе принимают душ, нежно потирая причинные места друг друга мочалкой? А потом, укутавшись одним пледом на двоих, валятся в кровать и смотрят фильмы, поедая пиццу?

Из этой идиллии мечтает вырвать любовница чужого мужа? Эти фантазии отравляют её существование и не дают наслаждаться жизнью?

Да бросьте. Всё любовница понимает. Понимает, что притащится её милый домой либо злой как собака, либо виноватый как щенок, что жену трахать не будет, потому что уже всё спустил, что будет тупить стеклянным взглядом в потолок, подавляя нарастающее по отношению к той, что в законе, раздражение.

Отличный расклад для любовницы, разве нет? Она не страдает от ночного газообразования любимого и его утреннего несвежего дыхания, не слушает его нудёж и жалобы, не лицезреет в футболке, заляпанной яйцом, не прогибается под его мамашу, не подаёт ему жрать. Всё это делает жена. Да любая нормальная баба скажет: «Спасибо ей за это большое».

Нормальных, по всей видимости, немного. Любовницы, за редким исключением, метят в жёны. Делают всё, чтобы увести мужика из семьи.

Минет? Вопросов нет! В жопу? О, да, милый! Глубже задвигай, не стесняйся! Ты такой умный, такой красивый, твой семисантиметровый — такой гигантский. Вот если у меня будет муж, я, вообще, ни на какое имущество не буду претендовать. Главное же — любить друг друга, правда, мой лефф?

На что только ни идут любовницы, чтобы прорваться хотя бы в совместное проживание.

И вот я — убей! — не понимаю: а на фига? Зачем бабам требуется жить с чужими мужьями? Какой смысл — по доброй воли отказываться от страсти и романтики ради того, чтобы в бельевой корзине с твоими нежными кружевными трусиками соседствовали его грязные труселя?

Объясните?

§

Сегодня была свидетельницей такой картины: молодая мамочка в туфельках и шляпке поставила коляску с ребенком на тротуар во время небольшого дождика, впихнула ему какие-то грязные листики в руки и просила не плакать, чтобы заснять его (я так понимаю в instagram). Маленький крепыш продолжал портить «прекрасный», «непостановочный» кадр своим истеричным криком, отчего мама тоже потеряла терпение, отобрала у него листья и сделала selfie.

Nag0Epza44M

Дальше было еще комичней. Мимо проехала машина, из которой вылез злобный мужчина (надо сказать, коляску молодая особа поставила действительно неудобно) и показал ей большой, размашистий средний палец в камеру. И вот что вижу я: осень, дождь, кругом пробка из машин, на тротуаре несчастный ребенок, проклинающий все на свете, мужчина зрелых лет, ненавистно показывает неприличные знаки девушке, которая уже забыла, что она мать и взрослый человек. Во всей этой суете ей важно сделать заветный снимок с листьями!!!! Люди, что с нами стало!?

D2iQparvchM

Теперь поводом залезть в телефон и выложить туда очередную ненужную информацию стало все: лифт в твоем доме, обычная прогулка по аллее с листьями, красиво расположенные продукты на тарелке. Да, теперь встречи с друзьями нужны для того, чтобы написать под общей фоткой хэштег — #friends#отдыхаем#моилучшиедрузья — и так далее. А коты — лишь игрушки в безжалостных руках фотографа!

d_U3s9RMTOY

А свадебные selfi? Моя лента полностью заполнена счастливыми лицами из ЗАГСа, на заднем плане которых несчастная женщина пытается призвать всех к вниманию. Почему великое событие в жизни двух сердец стало просто сбором очередных лайков?

tG3pFh9sBR8

Самое главное, что эту машину из лайков и хэштегов просто не остановить! Мы погрязли в фальшивых эмоциях, делимся тем, чем уже кто-то делился, выкладываем то, что лучше «заходит». Такое ощущение, что мы продаем собственную жизнь!

QVIwZAgJHrc

Мы забыли, что едой надо наслаждаться, что выставки и концерты надо смотреть и слушать! Постоянная запись всех событий лишь стирает полноту ощущений от них. Мы потеряли сами себя в каждодневных идентичных коллажах и твитах.

0wuD-gSaKN8

А что толку, что я об этом говорю? История с молодой мамой кончилась ожидаемо: взяла ребенка в охапку и поскакала на туфельках, в другой руке копаясь в своем телефоне. (Фильтры, наверное, подбирала). А я пришла на работу и «запостила» все это в ЖЖ. Куда мы катимся, друзья???

p5bJR-iAt_I

§

Все, наверное, смотрели фильм «Зеленая миля» (один их моих самых любимых). В нем рассказывается история огромного чернокожего человека, попавшего в тюрьму в блог, где содержатся преступники, ожидающие смертной казни. Пол коридора, по которому осужденные отправляются в последний путь – зеленого цвета, отсюда и название его «зеленая миля».
Мужчину обвиняют в изнасиловании двух девочек. (Чем сразу вызывает у нормального человека ненависть и желание посмотреть на его смерть). Но чем дальше идет развитие сюжета, тем больше мы проникаемся к этому наивному, душевному человеку. Так как фильм по книге Стивена Кинга, то реальность немного переплетается с фантастикой, и новоприбывший амбал оказывается наделенным сверхъестественными способностями – исцелением людей. И да, по логике событий – он не виновен, а чист как ангел, просто пытался излечить девочек, но было уже поздно. Трагедия неминуема, признания его героизма не будет, хотя почти все работники узнают это, но ничего уже сделать не могут – приговор вынесен, и придется ему пройтись по последнему коридору в своей жизни.…

И до сих пор этот вопрос остается актуальным. Почему политика США везде и всюду говорит о борьбе за права человека и демократию, но, в свою очередь, беспринципно их нарушает? Во многих штатах еще существует система казни, причем приговариваются к ней душевнобольные, те люди, которые даже не отдают отчет в своих действиях. Вот, например, во Флориде был казнен Абдулла Мухаммад за убийство в 1980 году, хотя у него диагностировали параноидальную шизофрению. Таких людей надо помещать в специальные заведения и пытаться вылечить, а не вводить под кожу смертельную инъекцию…. Посмотрела бы я на них, если бы кого-то из правительства США осудили и приговорили к смерти, тогда по-другому бы запели они о свободе и правах человека. Я считаю, что люди, выдвигающие смертный приговор убийце, становятся сами убийцами. А как думаете вы?

§

§

§

§

Не понимаю – зачем их пишут? Вот 19 век – понимаю, куртуазность-шмуртузаность. Охмурить девицу. Написать сонет в ее честь. Подраться за девицу на дуэли. Еще лучше – подраться на дуэли, декламируя сонет в ее честь.

Ну а сейчас-то зачем? Я просто уверен, что современная дева – если справа сядет бледный поэт с горящим взором, а слева — культурист с Бентли, квартирой на Кутузовской, алмазным Верту и айфоном-7, то дева выберет культуриста.

Поэт, понятное дело, всю ночь ей будет читать стихи. Сволочь такая. А она думать:

— Что за нищеброд? Стихи читает. Сейчас же ими не заработаешь. Романтик, а носки, поди – дырявые. Даже коктейлем не угостил. Слюной забрызгал. Надеюсь, слюна не заразная, кто же ему даст, болезному, чтоб он хоть чем заразился.

И тут нарисуется культурист, поигрывая ключами от Бентли, возьмет деве три коктейля, и скажет:
— Подруга, есть свободная хата. Ехать недалеко – на Кутузовский. Поедем, расслабимся в джакзуи.
И все. А поэт романтично останется в кабаке у заляпанного его слюной стола.

В школе меня заставляли учить Пушкина. А я думал, ах ты Пушкин, ах ты сукин сын.
Нет, что бы тебе Евгения Онегина прозой написать – вполне себе бы триллер получился. Ну, или – любовный роман. А если туда бы еще Капитана Немо, с подводной лодкой – вообще было бы круто.

Нет, наверное и сегодня девушек можно охмурять стихами. Давным-давно была у меня девушка, по имени – да-да — Татьяна.
И говорит мне, как-то раз:
.- Какой-то ты неромантичный. Написал бы стихи в мою честь…
Я поднапрягся и через минуту выдал:

Просыпаюсь утром рано,
Рядом вижу я Татьяну,
Спит оно спокойно и тихо,
Оттраханная мной как кобылиха.

Ну, ведь хорошие стихи получились, с рифмой? Свежо, неиздерганно. Оригинально. А она обиделась. Нет, нам мужчинам, девушек не понять.

И вот какой смысл в стихах? Чтобы романтичность свою показать? Так ее на хлеб не намажешь.
Нельзя сказать, что совсем не люблю стихи. Маяковский нравится. Он гении, я считаю.
Облако в штанах, например.
И в народе его любят. Почему я так решил – да потому что если кого в народе любят – тут же сочиняют всякие анекдоты и переделывают стихи.
Все же знают переделки:
— Я достаю из широких штанин…
— Крошка сын к отцу пришел… — тут вообще 150 вариантов окончания есть
Или даже сами сочиняют под Маяковского:

Я лежу на своей законной жене,
Одеяло прилипло к жопе,
Я кадры кую советской стране,
Назло буржуазной Европе!

Вы скажет – Пушкина тоже переделывают:
— Мой дядя, самых честных правил…
А я вам отвечу – переделывают его от злости, за то. что в школе заставляли учить этот средневековый пятистопный ямб.
Я помню — слышу дома истерика. Подошел, заинтересовался – оказывается, ребенок учит «у Лукоморья», и никак выучить не может. И это его бесит.
Ах, как я его понимаю! Потому что, те же самые эмоции испытывал я, когда учил этот стих.

А вот Маяковского в школе все любили. За возможность на уроке невозбранно сказать нехорошее слово в контексте – «где блядь с хулиганом да сифилис».

Хокку еще нравится.
Но это не стихи даже, а так… Проза.

Самурай закурил свой саке
Фукусима дымит за спиною, сакура цветет
Радиацией пахнет

А все остальное — в сад. И поэтов всех в сад.
Это в принципе хорошо, что для них создали в Интернете специальные заповедники, где они читают стихи друг другу, и других не беспокоят.
А если кто и вылезет со стихами в другое место – то на него посмотрят, как на инвалида, пожалеют и отправят обратно в заповедник.

Я вру?
А много ли вы видели стихов в том же топе ЖЖ? Да отродясь их не было, разве что – политические частушки.

Если я кого обидел – извините – пишите стихи, читайте их девушкам или в заповедниках – ради бога. Я только за.
Романтизьм – он должен иметь выход. Только одно плохо – много ли вы видели романтиков на Бентлии и с Верту? Я — ни одного. Сдается мне, что это несовместимо.
Так что выбирайте.

Сейчас жестокий век, я знаю, миром правят бабки. Поэтому всю эту романтику пора выкинуть на свалку истории.

А вы любите стихи? Или может даже пишете?
Напишите в комментариях. Можете даже поделится своими стихами, я почитаю.
Но помните – что хороший стих должен быть в четыре строчки, не более, как твиттер.
Иначе его не прочтут. Сложно уложить свою мысль в четыре коротких строки? Да, сложно. Но таковы реалии.

§

§

День был сумасшедший! Ехала домой после дневных забегов по магазинам и думала, чтобы посмотреть. Решила, что какой-нибудь фильм с Райаном Гослингом. Да, сейчас многие перестанут читать, мол «слишком банальный выбор для девушки», но зря! Мне действительно нравится этот актер и особенно его серьезные работы, а не легкие комедии или мелодрамы! Выделила для себя 5 лучших фильмов и решила поделиться с вами:

5) «Все самое лучшее» (All Good Things) 2009 год. О любви, способной соединить два сердца из разных слоев общества и погубить одно из них. Никаких спойлеров, скажу только, что там Райан в очередной раз страдает небольшим психическим отклонением (любит парень такие сценарии, взять тот же фильм, где он влюблен в куклу или преподает детям, иногда балуясь героином). А мне особенно интересно, что бывает после пылкой любви и шикарной свадьбы, все ли так великолепно, как мы себе представляем.

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

4) «Перелом» (Fracture) 2007 год. Отличный фильм, в котором одну из главных ролей исполняет сам Энтони Хопкинс, снова играющий со зрителем и героем Райана в «кошки-мышки». Кто же победит в этом сражении умов??

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

3) «Дневник памяти» (The Notebook) 2004 год. Да, тут выбор пал на девчачий фильм, но согласитесь, он хорош! Даже парень обязан его посмотреть. Здесь сказки больше, чем в картине под номером 5, но любовь тоже показана не безупречно. И все-таки через все препятствия, рано или поздно она победит!

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

2) «Останься»(Stay) 2005 год. Великолепен. Одна моя подруга, тоже поклонница творчества Райана, заявила после просмотра, что это полный его провал. Но, как оказалось после распросов, она не поняла конец, и получается весь смысл картины. Советую к просмотру людям, которые обожают закрученные сюжеты и непредсказуемые концовки — не разочаруетесь! Главное смотрите внимательно.

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

1) И мой самый любимый, который не смог переплюнуть ни один другой — «Фанатик» (The Believer) 2001 года. Необычен для творчества Райана фильм про еврея — нациста, который скрывает свое истинное происхождение от своих друзей и сам пытается бороться с иудеями. Картина интересна не своими действиями (много их не найдешь), а своими диалогами — они на высшем уровне. Увлекательные мысли о сущности национальной ненависти, как многие пытаются подавить в себе истинное происхождение, и как оно выпирает все равно на поверхность. Конец особенно показателен. Лично я до сих пор пересматриваю с удовольствием и некой обреченностью. К просмотру, друзья!

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

В следующий раз выложу топ фильмов со вторым моим любимым актером — Леонардо Дикаприо!

§

В Алматы состоялось открытие X международного кинофестиваля «Евразия». Фестиваль стал единственным в Центральной Азии кинофорумом, аккредитованным Международной федерацией ассоциаций кинопродюсеров (FIAPF), а авторитетное английское издание International Film Guide включило его в список 35 лидирующих кинофестивалей мира.

В Международный конкурс отобрано 12 фильмов. География участников самая обширная – от Германии, Франции, Испании, Хорватии, Исландии до Израиля, Ирана, Южной Кореи, Японии, Грузии, Эстонии, России и Казахстана. Впервые за всю историю существования «Евразии» в конкурсную программу не попали работы кинематографистов из Кыргызстана, Узбекистана, Туркменистана и Таджикистана.

Основными претендентами на главный приз МКФ «Евразия» являются Бенедикт Эрлингссон со своей киноисторией «О лошадях и людях» и Анна Меликян с психологической драмой «Звезда».

Интерес к МКФ «Евразия» в мире растет с каждым годом, поскольку казахское кино, по определению британского кинокритика Биргит Боймерс, – уникальное и самобытное явление в мировом кинематографе

Нынешний кинофестиваль проходит под эгидой столетия выдающегося казахского кинематографиста Шакена Айманова и на открытии была показана его картина «Земля отцов».

В жюри конкурсной программы вошли именитые мировые кинематографисты Цзя Чжанке, Ли Чхан Дон, Андреас Дрезен, Ольга Дыховичная и Асанали Ашимов.

Звезды казахстанского кинематографа и почетные гости фестиваля:

Асель Сагатова

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Нуржуман Ыхтымбаев с супругой

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Берик Айтжанов и Аша Матай

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Актер Фархад Абдраимов с сыном

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Актриса Алия Телебарисова с мужем

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Сабина Алтынбекова

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Художник Никас Сафронов

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Ерболат Тогузаков

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

Актриса Карлыгаш Мухамеджанова

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

«Мисс Казахстан» Айдай Исаева

Армейские стихи, поговорки - Блог или как сильно люблю ЖЖ — LiveJournal

источник tengrinews.kz

Самая полная подборка хулиганских стихов в. маяковского

Вы любите розы, а я на них срал!

Стране нужны паровозы,

Стране нужен металл.

Чувства в кулак, волю в узду!

Рабочий, работай! Не охай! Не ахай!

Выполнил план — посылай всех в п*зду!

А не выполнил — Сам иди на х*й!

***

Гордишься ты
Но ты не идеал
Сама себе ты набиваешь цену
Таких как ты я на х*й одевал
И видит бог не раз ещё одену.

***

Я в Париже живу как денди.
Женщин имею до ста.
Мой х*й, как сюжет в легенде,
Переходит из уст в уста.

***

Все люди бл*ди,
Весь мир бардак!
Один мой дядя
И тот мудак.

***

Баба с жопой метр на метр,
расположилась,
как ларек продовольственный,
Я б ей доставил удовольствие,
Если б у меня х*й был с километр.

***

Люблю я женщин в белом,
А впрочем, какая разница?
Поставишь ее раком к дереву —
И В ЗАДНИЦУ! И В ЗАДНИЦУ!

***

Я лежу на чужой жене,
Одеяло прилипло к жопе.
Я штампую кадры стране
Назло буржуазной Европе.

***

Я достаю из широких штанин,
Француз достаёт из узких.
Смотри, шираковский гражданин,
Не провоцируй русских!

***

Я не писатель,
не поэт,
А говорю стихами:
Пошли все на х*й
от меня
Мелкими шагами!

***

Эй, онанисты, кричите «Ура!» —
машина *бли налажена,
к вашим услугам любая дыра,
вплоть до замочной скважины!

***

Не голова у тебя, а
седалище
В твоих жилах моча а не
кровь
Посадить бы тебя во
влагалище
И начать переделывать
вновь!

***

Нам *бля нужна
как китайцам
рис.
Не надоест х*ю
радиомачтой топорщиться!
В обе дырки
гляди —
не поймай
сифилис.
А то будешь
перед врачами
корчиться!

***

Не те бл*ди,
что хлеба ради
спереди и сзади
дают нам *бсти,
Бог их прости!
А те бл*ди — лгущие,
деньги сосущие,
еть не дающие —
вот бл*ди сущие,
мать их ети!

Хорошо! — маяковский. полный текст стихотворения — хорошо!

Октябрьская поэма

1

Время —
вещь
необычайно длинная, —
были времена —
прошли былинные.
Ни былин,
ни эпосов,
ни эпопей.
Телеграммой
лети,
строфа!
Воспаленной губой
припади
и попей
из реки
по имени — «Факт».
Это время гудит
телеграфной струной,
это
сердце
с правдой вдвоем.
Это было
с бойцами,
или страной,
или
в сердце
было
в моем.
Я хочу,
чтобы, с этою
книгой побыв,
из квартирного
мирка
шел опять
на плечах
пулеметной пальбы,
как штыком,
строкой
просверкав.
Чтоб из книги,
через радость глаз,
от свидетеля
счастливого, —
в мускулы
усталые
лилась
строящая
и бунтующая сила.
Этот день
воспевать
никого не наймем.
Мы
распнем
карандаш на листе,
чтобы шелест страниц,
как шелест знамен,
надо лбами
годов
шелестел.

2

«Кончайте войну!
Довольно!
Будет!
В этом
голодном году —
невмоготу.
Врали:
«народа —
свобода,
вперед,
эпоха,
заря…» —
и зря.
Где
земля,
и где
закон,
чтобы землю
выдать
к лету? —
Нету!
Что же
дают
за февраль,
за работу,
за то,
что с фронтов
не бежишь? —
Шиш.
На шее
кучей Гучковы, черти,
министры, Родзянки…
Мать их за́ ноги!
Власть
к богатым
рыло
воротит —
чего
подчиняться
ей?!.
Бей!»
То громом,
то шепотом
этот ропот
сползал
из Керенской
тюрьмы-решета.
В деревни
шел
по травам и тропам,
в заводах
сталью зубов скрежетал.
Чужие
партии
бросали швырком.
— На что им
сбор
болтунов
дался́?! —
И отдавали
большевикам
гроши,
и силы,
и голоса.
До са́мой
мужичьей
земляной башки
докатывалась слава, —
лила́сь
и слы́ла,
что есть
за мужиков
какие-то
«большаки»
— у-у-у!
Сила! —

3

Царям
дворец построил Растрелли.
Цари рождались,
жили,
старели.
Дворец
не думал
о вертлявом постреле,
не гадал,
что в кровати,
царицам вверенной,
раскинется
какой-то присяжный поверенный.
От орлов,
от власти,
одеял
и кру́жевца
голова
присяжного поверенного
кружится.
Забывши
и классы
и партии,
идет
на дежурную речь.
Глаза
у него бонапартьи
и цвета
защитного
френч.
Слова и слова.
Огнесловая лава.
Болтает
сорокой радостной.
Он сам
опьянен
своею славой
пьяней,
чем сорокаградусной.
Слушайте,
пока не устанете,
как щебечет
иной адъютантик:
«Такие случаи были —
он едет
в автомобиле.
Узнавши,
кто
и который, —
толпа
распрягла моторы!
Взамен
лошадиной силы
сама
на руках носила!»
В аплодисментном
плеске
премьер
проплывает
над Невским,
и дамы,
и дети-пузанчики
кидают
цветы и роза́нчики.
Если ж
с безработы
загрустится
сам
себя
уверенно и быстро
назначает —
то военным,
то юстиции,
то каким-нибудь
еще министром.
И вновь
возвращается,
сказанув,
ворочать дела
и вертеть казну.
Подмахивает подписи
достойно
и старательно.
«Аграрные?
Беспорядки?
Ряд?
Пошлите,
этот,
как его, —
карательный
отряд!
Ленин?
Большевики?
Арестуйте и выловите!
Что?
Не дают?
Не слышу без очков.
Кстати…
об его превосходительстве… Корнилове…
Нельзя ли
сговориться
сюда
казачков?!.
Их величество?
Знаю.
Ну да!..
И руку жал.
Какая ерунда!
Императора?
На воду?
И черную корку?
При чем тут Совет?
Приказываю
туда,
в Лондон,
к королю Георгу».
Пришит к истории,
пронумерован
и скре́плен.
и его
рисуют —
и Бродский и Репин.

4

Петербургские окна.
Синё и темно.
Город
сном
и покоем скован.
НО
не спит
мадам Кускова.
Любовь
и страсть вернулись к старушке.
Кровать
и мечты
розоватит восток.
Ее
воло̀с
пожелтелые стружки
причудливо
склеил
слезливый восторг.
С чего это
девушка
сохнет и вянет?
Молчит…
но чувство,
видать, велико̀.
Ее
утешает
усастая няня,
видавшая виды, —
Пе Эн Милюков.
«Не спится, няня…
Здесь так душно…
Открой окно
да сядь ко мне».
— Кускова,
что с тобой? —
«Мне скушно…
Поговорим о старине».
— О чем, Кускова?
Я,
бывало,
хранила
в памяти
немало
старинных былей,
небылиц —
и про царей
и про цариц.
И я б,
с моим умишкой хилым, —
короновала б
Михаила.
Чем брать
династию
чужую…
Да ты
не слушаешь меня?! —
«Ах, няня, няня,
я тоскую.
Мне тошно, милая моя.
Я плакать,
я рыдать готова…»
— Господь помилуй
и спаси…
Чего ты хочешь?
Попроси.
Чтобы тебе
на нас
не дуться,
дадим свобод
и конституций…
Дай
окроплю
речей водою
горящий бунт… —
«Я не больна.
Я…
знаешь, няня…
влюблена…»
— Дитя мое,
господь с тобою! —
И Милюков
ее
с мольбой
крестил
профессорской рукой.
— Оставь, Кускова,
в наши лета
любить
задаром
смысла нету. —
«Я влюблена», —
шептала
снова
в ушко
профессору
она.
— Сердечный друг,
ты нездорова. —
«Оставь меня,
я влюблена».
— Кускова,
нервы, —
полечись ты… —
«Ах, няня,
он
такой речистый…
Ах, няня-няня!
няня!
Ах!
Его же ж
носят на руках.
А как поет он
про свободу…
Я с ним хочу, —
не с ним,
так в воду».
Старушка
тычется в подушку,
и только слышно:
«Саша! —
Душка!»
Смахнувши
слезы
рукавом,
взревел усастый нянь:
— В кого?
Да говори ты нараспашку! —
«В Керенского…»
— В какого?
В Сашку? —
И от признания
такого
лицо
расплы́лось
Милюкова.
От счастия
профессор о́жил:
— Ну, это что ж —
одно и то же!
При Николае
и при Саше
мы
сохраним доходы наши. —
Быть может,
на брегах Невы
подобных
дам
видали вы?

5

Звякая
шпорами
довоенной выковки,
аксельбантами
увешанные до пупов,
говорили —
адъютант
(в «Селекте» на Лиговке)
и штабс-капитан
Попов.
«Господин адъютант,
не возражайте,
не дам, —
скажите,
чего еще
поджидаем мы?
Россию
жиды
продают жидам,
и кадровое
офицерство
уже под жидами!
Вы, конешно,
профессор,
либерал,
но казачество,
пожалуйста,
оставьте в покое.
Например,
мое положенье беря,
это…
черт его знает, что это такое!
Сегодня с денщиком:
ору ему
— эй,
наваксь
щиблетину,
чтоб видеть рыло в ней! —
И конешно —
к матушке,
а он меня
к моей,
к матушке,
к свет
к Елизавете Кирилловне!»
«Нет,
я не за монархию
с коронами,
с орлами,
НО
для социализма
нужен базис.
Сначала демократия,
потом
парламент.
Культура нужна.
А мы —
Азия-с!
Я даже —
социалист.
Но не граблю,
не жгу.
Разве можно сразу?
Конешно, нет!
Постепенно,
понемногу,
по вершочку,
по шажку,
сегодня,
завтра,
через двадцать лет.
А эти?
От Вильгельма кресты да ленты.
В Берлине
выходили
с билетом перронным.
Деньги
штаба —
шпионы и аге́нты.
В Кресты бы
тех,
кто ездит в пломбиро́ванном!»
«С этим согласен,
это конешно,
этой сволочи
мало повешено».
«Ленина,
который
смуту сеет,
председателем,
што ли,
совета министров?
Что ты?!
Рехнулась, старушка Рассея?
Касторки прими!
Поправьсь!
Выздоровь!
Офицерам —
Суворова,
Голенищева-Кутузова
благодаря
политикам ловким
быть
под началом
Бронштейна бескартузого,
какого-то
бесштанного
Лёвки?!
Дудки!
С казачеством
шутки плохи́ —
повыпускаем
им
потроха…»
И все адъютант
— ха да хи —
Попов
— хи да ха. —
«Будьте дважды прокляты
и трижды поколейте!
Господин адъютант,
позвольте ухо:
их
…ревосходительство
…ерал
Каледин,
с Дону,
с плеточкой,
извольте понюхать!
Его превосходительство…
Да разве он один?!
Казачество кубанское,
Днепр,
Дон…»
И всё стаканами —
дон и динь,
и шпорами —
динь и дон.
Капитан
упился, как сова.
Челядь
чайники
бесшумно подавала.
А в конце у Лиговки
другие слова
подымались
из подвалов.
«Я,
товарищи, —
из военной бюры.
Кончили заседание —
то̀ка-то̀ка.
Вот тебе,
к маузеру,
двести бери,
а это —
сто патронов
к винтовкам.
Пока
соглашатели
замазывали рты,
подходит
казатчина
и самокатчина.
Приказано
питерцам
идти на фронты,
а сюда
направляют
с Гатчины.
Вам,
которые
с Выборгской стороны,
вам
заходить
с моста Литейного.
В сумерках,
тоньше
дискантовой струны,
не галдеть
и не делать
заведенья питейного.
Я
за Лашевичем
беру телефон, —
не задушим,
так нас задушат.
Или
возьму телефон,
или вон
из тела
пролетарскую душу.
Сам
приехал,
в пальтишке рваном, —
ходит,
никем не опознан.
Сегодня,
говорит,
подыматься рано.
А послезавтра —
поздно.
Завтра, значит.
Ну, не сдобровать им!
Быть
Кере́нскому
биту и ободрану!
Уж мы
подымем
с царёвой кровати
эту
самую
Александру Федоровну».

6

Дул,
как всегда,
октябрь
ветра́ми,
как дуют
при капитализме.
За Троицкий
дули
авто и трамы,
обычные
рельсы
вызмеив.
Под мостом
Нева-река,
по Неве
плывут кронштадтцы…
От винтовок говорка
скоро
Зимнему шататься.
В бешеном автомобиле,
покрышки сбивши,
тихий,
вроде
упакованной трубы,
за Гатчину,
забившись,
улепетывал бывший —
«В рог,
в бараний!
Взбунтовавшиеся рабы!..»
Видят
редких звезд глаза,
окружая
Зимний
в кольца,
по Мильонной
из казарм
надвигаются кексгольмцы.
А в Смольном,
в думах
о битве и войске,
Ильич гримированный
мечет шажки,
да перед картой
Антонов с Подвойским
втыкают
в места атак
флажки.
Лучше
власть
добром оставь,
никуда
тебе
не деться!
Ото всех
идут
застав
к Зимнему
красногвардейцы.
Отряды рабочих,
матросов,
голи. —
дошли,
штыком домерцав,
как будто
руки
сошлись на горле,
холёном
горле
дворца.
Две тени встало.
Огромных и шатких.
Сдвинулись.
Лоб о лоб.
И двор
дворцовый
руками решетки
стиснул
торс
толп.
Качались
две
огромных тени
от ветра
и пуль скоростей, —
да пулеметы,
будто
хрустенье
ломаемых костей.
Серчают стоящие павловцы.
«В политику…
начали…
ба́ловаться…
Куда
против нас
бочкаревским дурам?!
Приказывали б
на штурм».
Но тень
боролась,
спутав лапы, —
и лап
никто
не разнимал и не рвал.
Не выдержав
молчания,
сдавался слабый —
уходил
от испуга,
от нерва́.
Первым,
боязнью одолен,
снялся
бабий батальон.
Ушли с батарей
к одиннадцати
михайловцы или константиновцы…
А Ке́ренский —
спрятался,
попробуй
вымань его!
Задумывалась
казачья башка.
И
редели
защитники Зимнего,
как зубья
у гребешка.
И долго
длилось
это молчанье,
молчанье надежд
и молчанье отчаянья.
А в Зимнем,
в мягких мебеля́х
с бронзовыми вы́крутами,
сидят
министры
в меди блях,
и пахнет
гладко выбритыми.
На них не глядят
и их не слушают —
они
у штыков в лесу.
Они
упадут
переспевшей грушею,
как только
их
потрясут.
Голос — редок.
Шепотом,
знаками.
— Ке́ренский где-то? —
— Он?
За казаками. —
И снова молча.
И только
по̀д вечер:
— Где Прокопович? —
— Нет Прокоповича. —
А из-за Николаевского
чугунного моста́,
как смерть,
глядит
неласковая
Аврорьих
башен
сталь.
И вот
высоко
над воротником
поднялось
лицо Коновалова.
Шум,
который
тек родником,
теперь
прибоем наваливал.
Кто длинный такой?..
Дотянуться смог!
По каждому
из стекол
удары палки.
Это —
из трехдюймовок
шарахнули
форты Петропавловки.
А поверху
город
как будто взорван:
бабахнула
шестидюймовка Авророва.
И вот
еще
не успела она
рассыпаться,
гулка и грозна, —
над Петропавловской
взви́лся
фонарь,
восстанья
условный знак.
— Долой!
На приступ!
Вперед!
На приступ! —
Ворва́лись.
На ковры!
Под раззолоченный кров!
Каждой лестницы
каждый выступ
брали,
перешагивая
через юнкеров.
Как будто
водою
комнаты по́лня,
текли,
сливались
над каждой потерей,
и схватки
вспыхивали
жарче полдня
за каждым диваном,
у каждой портьеры.
По этой
анфиладе,
приветствиями о́ранной
монархам,
несущим
короны-клады, —
бархатными залами,
раскатистыми коридорами
гремели,
бились
сапоги и приклады.
Какой-то
смущенный
сукин сын,
а над ним
путиловец —
нежней папаши:
«Ты,
парнишка,
выкладай
ворованные часы —
часы
теперича
наши!»
Топот рос
и тех
тринадцать
сгреб,
забил,
зашиб,
затыркал.
Забились
под галстук —
за что им приняться? —
Как будто
топор
навис над затылком.
За двести шагов…
за тридцать…
за двадцать…
Вбегает
юнкер:
«Драться глупо!»
Тринадцать визгов:
— Сдаваться!
Сдаваться! —
А в двери —
бушлаты,
шинели,
тулупы…
И в эту
тишину
раскатившийся всласть
бас,
окрепший
над реями рея:
«Которые тут временные?
Слазь!
Кончилось ваше время».
И один
из ворвавшихся,
пенснишки тронув,
объявил,
как об чем-то простом
и несложном:
«Я,
председатель реввоенкомитета
Антонов,
Временное
правительство
объявляю низложенным».
А в Смольном
толпа,
растопырив груди,
покрывала
песней
фе́йерверк сведений.
Впервые
вместо:
— и это будет… —
пели:
— и это есть
наш последний… —
До рассвета
осталось
не больше аршина, —
руки
лучей
с востока взмо́лены.
Товарищ Подвойский
сел в машину,
сказал устало:
«Кончено…
в Смольный».
Умолк пулемет.
Угодил толко̀в.
Умолкнул
пуль
звенящий улей.
Горели,
как звезды,
грани штыков,
бледнели
звезды небес
в карауле.
Дул,
как всегда,
октябрь
ветра́ми.
Рельсы
по мосту вызмеив,
гонку
свою
продолжали трамы
уже —
при социализме.

7

В такие ночи,
в такие дни,
в часы
такой поры
на улицах
разве что
одни
поэты
и воры́.
Сумрак
на мир
океан катну́л.
Синь.
Над кострами —
бур.
Подводной
лодкой
пошел ко дну
взорванный
Петербург.
И лишь
когда
от горящих вихров
шатался
сумрак бурый,
опять вспоминалось:
с боков
и с верхов
непрерывная буря.
На воду
сумрак
похож и так —
бездонна
синяя прорва.
А тут
еще
и виденьем кита
туша
Авророва.
Огонь
пулеметный
площадь остриг.
Набережные —
пусты́.
И лишь
хорохорятся
костры
в сумерках
густых.
И здесь,
где земля
от жары вязка́,
с испугу
или со льда́,
ладони
держа
у огня в языках,
греется
солдат.
Солдату
упал
огонь на глаза,
на клок
волос
лег.
Я узнал,
удивился,
сказал:
«Здравствуйте,
Александр Блок.
Лафа футуристам,
фрак старья
разлазится
каждым швом».
Блок посмотрел —
костры горят —
«Очень хорошо».
Кругом
тонула
Россия Блока…
Незнакомки,
дымки севера
шли
на дно,
как идут
обломки
и жестянки
консервов.
И сразу
лицо
скупее менял,
мрачнее,
чем смерть на свадьбе:
«Пишут…
из деревни…
сожгли…
у меня…
библиоте́ку в усадьбе».
Уставился Блок —
и Блокова тень
глазеет,
на стенке привстав…
Как будто
оба
ждут по воде
шагающего Христа.
Но Блоку
Христос
являться не стал.
У Блока
тоска у глаз.
Живые,
с песней
вместо Христа,
люди
из-за угла.
Вставайте!
Вставайте!
Вставайте!
Работники
и батраки.
Зажмите,
косарь и кователь,
винтовку
в железо руки!
Вверх —
флаг!
Рвань —
встань!
Враг —
ляг!
День —
дрянь.
За хлебом!
За миром!
За волей!
Бери
у буржуев
завод!
Бери
у помещика поле!
Братайся,
дерущийся взвод!
Сгинь —
стар.
В пух,
в прах.
Бей —
бар!
Трах!
тах!
Довольно,
довольно,
довольно
покорность
нести
на горбах.
Дрожи,
капиталова дворня!
Тряситесь,
короны,
на лбах!
Жир
ёжь
страх
плах!
Трах!
тах!
Тах!
тах!

Эта песня,
перепетая по-своему,
доходила
до глухих крестьян —
и вставали села,
содрогая воем,
по дороге
топоры крестя.
Но-
жи-
чком
на
месте чик
лю-
то-
го
по-
мещика.
Гос-
по-
дин
по-
мещичек,
со-
би-
райте
вещи-ка!
До-
шло
до поры,
вы-
хо-
ди,
босы,
вос-
три
топоры,
подымай косы.
Чем
хуже
моя Нина?!
Ба-
рыни сами.
Тащь
в хату
пианино,
граммофон с часами!
Под-
хо-
ди-
те, орлы!
Будя —
пограбили.
Встречай в колы,
провожай
в грабли!
Дело
Стеньки
с Пугачевым,
разгорайся жарче-ка!
Все
поместья
богачевы
разметем пожарчиком.
Под-
пусть
петуха!
Подымай вилы!
Эх,
не
потухай, —
пет-
тух милый!
Черт
ему
теперь
родня!
Головы —
кочаном.
Пулеметов трескотня
сыпется с тачанок.
«Эх, яблочко,
цвета ясного.
Бей
справа
белаво,
слева краснова».

Этот вихрь,
от мысли до курка,
и постройку,
и пожара дым
прибирала
партия
к рукам,
направляла,
строила в ряды.

8

Холод большой.
Зима здорова́.
Но блузы
прилипли к потненьким.
Под блузой коммунисты.
Грузят дрова.
На трудовом субботнике.
Мы не уйдем,
хотя
уйти
имеем
все права.
В
наши
вагоны,
на
нашем
пути,
наши грузим
дрова.
Можно
уйти
часа в два, —
но
мы —
уйдем поздно.
Нашим
товарищам наши
дрова нужны:
товарищи мерзнут.
Работа трудна,
работа
томит.
За нее
никаких копеек.
Но мы
работаем,
будто
мы делаем
величайшую эпопею.
Мы будем работать,
все стерпя,
чтоб жизнь,
колёса дней торопя,
бежала
в железном марше
в
наших вагонах,
по нашим степям,
в города
промерзшие
наши
.«Дяденька,
что вы делаете тут,
столько
больших дяде́й?»
— Что?
Социализм:
свободный труд
свободно
собравшихся людей.

9

Перед нашею
республикой
стоят богатые.
Но как постичь ее?
И вопросам
разнедоуменным
не́т числа:
что это
за нация такая
«социалистичья»,
и что это за
«соци —
алистическое отечество»?
«Мы
восторги ваши
понять бессильны.
Чем восторгаются?
Про что поют?
Какие такие
фрукты-апельсины
растут
в большевицком вашем
раю?
Что вы знали,
кроме хлеба и воды, —
с трудом
перебиваясь
со дня на день?
Такого отечества
такой дым
разве уж
настолько приятен?
За что вы
идете,
если велят —
«воюй»?
Можно
быть
разорванным бо́мбищей,
можно
умереть
за землю за свою,
но как
умирать
за общую?
Приятно
русскому
с русским обняться, —
но у вас
и имя
«Россия»
утеряно.
Что это за
отечество
у забывших об нации?
Какая нация у вас?
Коминтерина?
Жена,
да квартира,
да счет текущий —
вот это —
отечество,
райские кущи.
Ради бы
вот
такого отечества
мы понимали б
и смерть
и молодечество».

Слушайте,
национальный трутень, —
день наш
тем и хорош, что труден.
Эта песня
песней будет
наших бед,
побед,
буден.

10

Политика —
проста.
Как воды глоток.
Понимают
ощерившие
сытую пасть,
что если
в Россиях
увязнет коготок,
всей
буржуазной птичке —
пропа́сть.
Из «сюртэ́ женера́ль»,
из «инте́ллидженс се́рвис»,
«дефензивы»
и «сигуранцы»
выходит
разная
сволочь и стерва,
шьет
шинели
цвета серого,
бомбы
кладет
в ранцы.
Набились в трюмы,
палубы обсели
на деньги
вербовочного а́гентства.
В Новороссийск
плывут из Марселя,
из Дувра
плывут к Архангельску.
С песней,
с виски,
сыты по-свински.
Килями
вскопаны
воды холодные.
Смотрят
перископами
лодки подводные.
Плывут крейсера,
снаряды соря.
И
миноносцы
с минами носятся.
А
поверх
всех
с пушками
чудовищной длинноты
сверх-
дредноуты.
Разными
газами
воняя гадко,
тучи
пропеллерами выдрав,
с авиаматки
на авиаматку
пе-
ре-
пархивают «гидро».
Послал
капитал
капитанов ученых.
Горло
нащупали
и стискивают.
Ткнешься
в Белое,
ткнешься
в Черное,
в Каспийское,
в Балтийское, —
куда
корабль
ни тычется,
конец
катаниям.
Стоит
морей владычица,
бульдожья
Британия.
Со всех концов
блокады кольцо
и пушки
смотрят в лицо.
— Красным не нравится?!
Им
голодно̀?!
Рыбкой
наедитесь,
пойдя
на дно. —
А кому
на суше
грабить охота,
те
с кораблей
сходили пехотой.
— На море потопим,
на суше
потопаем. —
Чужими
руками
жар гребя,
дым
отечества
пускают
пострелины —
выставляют
впереди
одураченных ребят,
баронов
и князей недорасстрелянных.

Могилы копайте,
гроба копи́те —
Юденича
рати
прут
на Питер.
В обозах
е́ды вку́снятся,
консервы —
пуд.
Танков
гусеницы
на Питер
прут.
От севера
идет
адмирал Колчак,
сибирский
хлеб
сапогом толча.
Рабочим на расстрел,
поповнам на утехи,
с ним идут
голубые чехи.
Траншеи,
машинами выбранные,
саперами
Крым перекопан, —
Врангель
крупнокалиберными
орудует
с Перекопа.
Любят
полковников
сантиментальные леди.
Полковники
любят
поговорить на обеде.
— Я
иду, мол,
(прихлебывает виски),
а на меня
десяток
чудовищ
большевицких.
Раз — одного,
другого —
ррраз, —
кстати,
как дэнди,
и девушку спас. —
Леди,
спросите
у мерина сивого —
он
как Мурманск
разизнасиловал.
Спросите,
как —
Двина-река,
кровью
крашенная,
трупы
вы́тая,
с кладью
страшною
шла
в Ледовитый,
Как храбрецы
расстреливали кучей
коммуниста
одного,
да и тот скручен.
Как офицера́
его величества
бежали
от выстрелов,
берег вычистя.
Как над серыми
хатами
огненные перья
и руки
холёные
туго
у горл.
Но…
«итс э лонг уэй
ту Типерери,
итс э лонг уэй
ту го!»
На первую
республику
рабочих и крестьян,
сверкая
выстрелами,
штыками блестя,
гнали
армии,
флоты катили
богатые мира,
и эти
и те…
Будьте вы прокляты,
прогнившие
королевства и демократии,
со своими
подмоченными
«фратэрнитэ́» и «эгалитэ́»!
Свинцовый
льется
на нас
кипяток.
Одни мы —
и спрятаться негде.
«Янки
дудль
кип ит об,
Янки дудль дэнди».
Посреди
винтовок
и орудий голосища
Москва —
островком,
и мы на островке.
Мы —
голодные,
мы —
нищие,
с Лениным в башке
и с наганом в руке.

11

Несется
жизнь,
овеевая,
проста,
суха.
Живу
в домах Стахеева я,
теперь
Веэсэнха.
Свезли,
винтовкой звякая,
богатых
и кассы.
Теперь здесь
всякие
и люди
и классы.
Зимой
в печурку-пчелку
суют
тома шекспирьи.
Зубами
щелкают, —
картошка —
пир им.
А летом
слушают асфальт
с копейками
в окне:
— Трансваль,
Трансваль,
страна моя,
ты вся
горишь
в огне! —
Я в этом
каменном
котле
варюсь,
и эта жизнь —
и бег, и бой,
и сон,
и тлен —
в домовьи
этажи
отражена
от пят
до лба,
грозою
омываемая,
как отражается
толпа
идущими
трамваями.
В пальбу
присев
на корточки,
в покой
глазами к форточке,
чтоб было
видней,
я
в комнатенке-лодочке
проплыл
три тыщи дней.

12

Ходят
спекулянты
вокруг Главтопа.
Обнимут,
зацелуют,
убьют за руп.
Секретарши
ответственные
валенками топают.
За хлебными
карточками
стоят лесорубы.
Много
дела,
мало
горя им,
фунт
— целый! —
первой категории.
Рубят,
липовый
чай
выкушав.
— Мы
не Филипповы,
мы —
привыкши.
Будет обед,
будет
ужин, —
белых бы
вон
отбить от ворот.
Есть захотелось,
пояс —
потуже,
в руки винтовку
и
на фронт. —
А
мимо —
незаменимый.
Стуча
сапогом,
идет за пайком —
Правление
выдало
урюк
и повидло.
Богатые —
ловче,
едят
у Зунделовича.
Ни щей,
ни каш —
бифштекс
с бульоном,
хлеб
ваш,
полтора миллиона.
Ученому
хуже:
фосфор
нужен,
масло
на блюдце.
Но,
как на́зло,
есть революция,
а нету
масла.
Они
научные.
Напишут,
вылечат.
Мандат, собственноручный,
Анатоль Васильича.
Где
хлеб
да мяса́,
придут
на час к вам.
Читает
комиссар
мандат Луначарского:
«Так…
сахар…
так…
жирок вам.
Дров…
березовых…
посуше поленья…
и шубу
широкого
потребленья.
Я вас,
товарищ,
спрашиваю в упор.
Хотите —
берите
головной убор.
Приходит
каждый
с разной блажью.
Берите
пока што
ногу
лошажью!»
Мех
на глаза,
как баба-яга,
идут
назад
на трех ногах.

13

Двенадцать
квадратных аршин жилья.
Четверо
в помещении —
Лиля,
Ося,
я
и собака
Щеник.
Шапчонку
взял
оборванную
и вытащил салазки.
— Куда идешь? —
В уборную
иду.
На Ярославский.
Как парус,
шуба
на весу,
воняет
козлом она.
В санях
полено везу,
забрал
забор разломанный
Полено —
тушею,
тверже камня.
Как будто
вспухшее
колено
великанье.
Вхожу
с бревном в обнимку.
Запотел,
вымок.
Важно
и чинно
строгаю перочинным.
Нож —
ржа.
Режу.
Радуюсь.
В голове
жар
подымает градус.
Зацветают луга,
май
поет
в уши —
это
тянется угар
из-под черных вьюшек.
Четверо сосулек
свернулись,
уснули.
Приходят
люди,
ходят,
будят.
Добудились еле —
с углей
угорели.
В окно —
сугроб.
Глядит горбат.
Не вымерзли покамест?
Морозы
в ночь
идут, скрипят
снегами-сапогами.
Небосвод,
наклонившийся
на комнату мою,
морем
заката
обли́т.
По розовой
глади
мо́ря,
на юг —
тучи-корабли.
За гладь,
за розовую,
бросать якоря,
туда,
где березовые
дрова
горят.
Я
много
в теплых странах плутал.
Но только
в этой зиме
понятной
стала
мне
теплота
любовей,
дружб
и семей.
Лишь лежа
в такую вот гололедь,
зубами
вместе
проляскав —
поймешь:
нельзя
на людей жалеть
ни одеяло,
ни ласку.
Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз,
вовек
разлюбить нельзя.

14

Скрыла
та зима,
худа и строга,
всех,
кто на́век
ушел ко сну.
Где уж тут словам!
И в этих
строках
боли
волжской
я не коснусь.
Я
дни беру
из ряда дней,
что с тыщей
дней
в родне.
Из серой
полосы
деньки,
их гнали
годы —
водники —
не очень
сытенькие,
не очень
голодненькие.
Если
я
чего написал,
если
чего
сказал —
тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
Круглые
да карие,
горячие
до гари.
Телефон
взбесился шалый,
в ухо
грохнул обухом:
карие
глазища
сжала
голода
опухоль.
Врач наболтал —
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол-
полена
березовых дров.
Мокрые,
тощие
под мышкой
дровинки,
чуть
потолще
средней бровинки.
Вспухли щеки.
Глазки —
щелки.
Зелень
и ласки
вы́ходили глазки.
Больше
блюдца,
смотрят
революцию.
Мне
легше, чем всем, —
я
Маяковский.
Сижу
и ем
кусок
конский.
Скрип —
дверь,
плача.
Сестра
младшая.
— Здравствуй, Володя!
— Здравствуй, Оля!
— Завтра новогодие —
нет ли
соли? —
Делю,
в ладонях вешаю
щепотку
отсыревшую.
Одолевая
снег
и страх,
скользит сестра,
идет сестра,
бредет
трехверстной Преснею
солить
картошку пресную.
Рядом
мороз
шел
и рос.
Затевал
щекотку —
отдай
щепотку.
Пришла,
а соль
не ва́лится —
примерзла
к пальцам.
За стенкой
шарк:
«Иди,
жена,
продай
пиджак,
купи
пшена».
Окно, —
с него
идут
снега,
мягка
снегов
тиха
нога.
Бела,
гола
столиц
скала.
Прилип
к скале
лесов
скелет.
И вот
из-за леса
небу в шаль
вползает
солнца
вша.
Декабрьский
рассвет,
изможденный
и поздний,
встает
над Москвой
горячкой тифозной.
Ушли
тучи
к странам
тучным.
За тучей
берегом
лежит
Америка.
Лежала,
лакала
кофе,
какао.
В лицо вам,
толще
свиных причуд,
круглей
ресторанных блюд,
из нищей
нашей
земли
кричу:
Я
землю
эту
люблю.
Можно
забыть,
где и когда
пузы растил
и зобы,
но землю,
с которой
вдвоем голодал, —
нельзя
никогда
забыть!

15

Под ухом
самым
лестница
ступенек на двести, —
несут
минуты-вестницы
по лестнице
вести.
Дни пришли
и топали:
— До̀жили,
вот вам, —
нету
топлив
брюхам
заводным.
Дымом
небесный
лак помутив,
до самой трубы,
до носа
локомотив
стоит
в заносах.
Положив
на валенки
цветные заплаты,
из ворот,
из железного зёва,
снова
шли,
ухватясь за лопаты,
все,
кто мобилизован.
Вышли
за́ лес,
вместе
взя́лись.
Я ли,
вы ли,
откопали,
вырыли.
И снова
поезд
ка́тит
за снежную
скатерть.
Слабеет
тело
без ед
и питья,
носилки сделали,
руки сплетя.
Теперь
запевай,
и домой можно —
да на руки
положено
пять
обмороженных.
Сегодня
на лестнице,
грязной и тусклой,
копались
обывательские
слухи-свиньи.
Деникин
подходит
к са́мой,
к тульской,
к пороховой
сердцевине.
Обулись обыватели,
по пыли печатают
шепотоголосые
кухарочьи хоры́.
— Будет…
крупичатая!..
пуды непочатые…
ручьи-чаи́,
сухари,
сахары́.
Бли-и-и-зко беленькие,
береги ке́ренки! —
Но город
проснулся,
в плакаты кадрованный, —
это
партия звала:
«Пролетарий, на коня!»
И красные
скачут
на юг
эскадроны —
Мамонтова
нагонять.
Сегодня
день
вбежал второпях,
криком
тишь
порвав,
простреленным
легким
часто хрипя,
упал
и кончался,
кровав.
Кровь
по ступенькам
стекала на́ пол,
стыла
с пылью пополам
и снова
на пол
каплями
капала
из-под пули
Каплан.
Четверолапые
зашагали,
визг
шел
шакалий.
Салоп
говорит
чуйке,
чуйка
салопу:
— Заёрзали
длинноносые щуки!
Скоро
всех
слопают! —
А потом
топырили
глаза-таре́лины
в длинную
фамилий
и званий тропу.
Ветер
сдирает
списки расстрелянных,
рвет,
закручивает
и пускает в трубу.
Лапа
класса
лежит на хищнике —
Лубянская
лапа
Че-ка.
— Замрите, враги!
Отойдите, лишненькие!
Обыватели!
Смирно!
У очага! —
Миллионный
класс
вставал за Ильича
против
белого
чудовища клыкастого,
и вливалось
в Ленина,
леча,
этой воли
лучшее лекарство.
Хоронились
обыватели
за кухни,
за пеленки.
— Нас не трогайте —
мы
цыпленки.
Мы только мошки,
мы ждем кормежки.
Закройте,
время,
вашу пасть!
Мы обыватели —
нас обувайте вы,
и мы
уже
за вашу власть. —
А утром
небо —
веча зво̀нница!
Вчерашний
день
виня во лжи,
расколоколивали
птицы и солнце:
жив,
жив,
жив,
жив!
И снова
дни
чередой заводно̀й
сбегались
и просили.
— Идем
за нами —
«еще
одно
усилье».
От боя к труду —
от труда до атак, —
в голоде,
в холоде
и наготе
держали
взятое,
да так,
что кровь
выступала из-под ногтей.
Я видел
места,
где инжир с айвой
росли
без труда
у рта моего, —
к таким
относишься
и́наче.
Но землю,
которую
завоевал
и полуживую
вынянчил,
где с пулей встань,
с винтовкой ложись,
где каплей
льешься с массами, —
с такою
землею
пойдешь
на жизнь,
на труд,
на праздник
и на́ смерть!

16

Мне
рассказывал
тихий еврей,
Павел Ильич Лавут:
«Только что
вышел я
из дверей,
вижу —
они плывут…»
Бегут
по Севастополю
к дымящим пароходам.
За де́нь
подметок стопали,
как за́ год похода.
На рейде
транспорты
и транспорточки,
драки,
крики,
ругня,
мотня, —
бегут
добровольцы,
задрав порточки, —
чистая публика
и солдатня.
У кого —
канарейка,
у кого —
роялина,
кто со шкафом,
кто
с утюгом.
Кадеты —
на что уж
люди лояльные —
толкались локтями,
крыли матюгом.
Забыли приличия,
бросили моду,
кто —
без юбки,
а кто —
без носков.
Бьет
мужчина
даму
в морду,
солдат
полковника
сбивает с мостков.
Наши наседали,
крыли по трапам,
кашей
грузился
последний эшелон.
Хлопнув
дверью,
сухой, как рапорт,
из штаба
опустевшего
вышел он.
Глядя
на́ ноги,
шагом
резким
шел
Врангель
в черной черкеске.
Город бросили.
На молу —
го̀ло.
Лодка
шестивёсельная
стоит
у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул…
— Ваше
превосходительство,
грести? —
— Грести! —
Убрали весло.
Мотор
заторкал.
Пошла
весело́
к «Алмазу»
моторка.
Пулей
пролетела
штандартная яхта.
А в транспортах-галошинах
далеко,
сзади,
тащились
оторванные
от станка и пахот,
узлов
полтораста
накручивая за́ день.
От родины
в лапы турецкой полиции,
к туркам в дыру,
в Дарданеллы узкие,
плыли завтрашние галлиполийцы,
плыли
вчерашние русские.
Впе-
реди
година на године.
Каждого
трясись,
который в каске.
Будешь
доить
коров в Аргентине,
будешь
мереть
по ямам африканским.
Чужие
волны
качали транспорты,
флаги
с полумесяцем
бросались в очи,
и с транспортов
за яхтой
гналось —
«Аспиды,
сперли казну
и удрали, сволочи».
Уже
экипажам
оберегаться
пули
шальной
надо.
Два
миноносца-американца
стояли
на рейде
рядом.
Адмирал
трубой обвел
стреляющих
гор
край:
— Ол
райт. —
И ушли
в хвосте отступающих свор, —
орудия на город,
курс на Босфор.
В духовках солнца
горы́
жарко̀е.
Воздух
цветы рассиропили.
Наши
с песней
идут от Джанкоя,
сыпятся
с Симферополя.
Перебивая
пуль разговор,
знаменами
бой
овевая,
с красными
вместе
спускается с гор
песня
боевая.
Не гнулась,
когда
пулеметом крошило,
вставала,
бесстрашная,
в дожде-свинце:
«И с нами
Ворошилов,
первый красный офицер».
Слушают
пушки,
морские ведьмы,
у-
ле-
петывая
во винты во все,
как сыпется
с гор
— «готовы умереть мы
за Эс Эс Эс Эр!» —
Начштаба
морщит лоб.
Пальцы
корявой руки
буквы
непослушные гнут:
«Врангель
оп-
раки-
нут
в море.
Пленных нет».
Покамест —
точка
и телеграмме
и войне.
Вспомнили —
недопахано,
недожато у кого,
у кого
доменные
топки да зо́ри.
И пошли,
отирая пот рукавом,
расставив
на вышках
дозоры.

17

Хвалить
не заставят
ни долг,
ни стих
всего,
что делаем мы.
Я
пол-отечества мог бы
снести,
а пол —
отстроить, умыв.
Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Я
планов наших
люблю громадьё,
размаха
шаги саженьи.
Я радуюсь
маршу,
которым идем
в работу
и в сраженья.
Я вижу —
где сор сегодня гниет,
где только земля простая —
на сажень вижу,
из-под нее
коммуны
дома
прорастают.
И меркнет
доверье
к природным дарам
с унылым
пудом сенца́,
и поворачиваются
к тракторам
крестьян
заскорузлые сердца.
И планы,
что раньше
на станциях лбов
задерживал
нищенства тормоз,
сегодня
встают
из дня голубого,
железом
и камнем формясь.
И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!

18

На девять
сюда
октябрей и маёв,
под красными
флагами
праздничных шествий,
носил
с миллионами
сердце мое,
уверен
и весел,
горд
и торжествен.
Сюда,
под траур
и плеск чернофлажий,
пока
убитого
кровь горяча,
бежал,
от тревоги,
на выстрелы вражьи,
молчать
и мрачнеть,
кричать
и рычать.
Я
здесь
бывал
в барабанах стучащих
и в мертвом
холоде слез и льдин,
а чаще еще —
просто
один.
Солдаты башен
стражей стоят,
подняв
свои
островерхие шлемы,
и, злобу
в башках куполов
тая,
притворствуют
церкви,
монашьи шельмы.
Ночь —
и на головы нам
луна.
Она
идет
оттуда откуда-то…
оттуда,
где
Совнарком и ЦИК,
Кремля
кусок
от ночи откутав,
переползает
через зубцы.
Вползает
на гладкий
валун,
на секунду
склоняет
голову,
и вновь
голова-лунь
уносится
с камня
голого.
Место лобное —
для голов
ужасно неудобное.
И лунным
пламенем
озарена мне
площадь
в сияньи,
в яви
в денной…
Стена —
и женщина со знаменем
склонилась
над теми,
кто лег под стеной.
Облил
булыжники
лунный никель,
штыки
от луны
и тверже
и злей,
и,
как нагроможденные книги, —
его
мавзолей.
Но в эту
дверь
никакая тоска
не втянет
меня,
черна и вязка́, —
души́
не смущу
мертвизной, —
он бьется,
как бился
в сердцах
и висках,
живой
человечьей весной.
Но могилы
не пускают, —
и меня
останавливают имена.
Читаю угрюмо:
«товарищ Красин».
И вижу —
Париж
и из окон До́рио…
И Красин
едет,
сед и прекрасен,
сквозь радость рабочих,
шумящую морево.
Вот с этим
виделся,
чуть не за час.
Смеялся.
Снимался около…
И падает
Войков,
кровью сочась, —
и кровью
газета
намокла.
За ним
предо мной
на мгновенье короткое
такой,
с каким
портретами сжи́лись, —
в шинели измятой,
с острой бородкой,
прошел
человек,
железен и жилист.
Юноше,
обдумывающему
житье,
решающему —
сделать бы жизнь с кого,
скажу
не задумываясь —
«Делай ее
с товарища
Дзержинского».
Кто костьми,
кто пеплом
стенам под стопу
улеглись…
А то
и пепла нет.
От трудов,
от каторг
и от пуль,
и никто
почти —
от долгих лет.
И чудится мне,
что на красном погосте
товарищей
мучит
тревоги отрава.
По пеплам идет,
сочится по кости,
выходит
на свет
по цветам
и по травам.
И травы
с цветами
шуршат в беспокойстве.
— Скажите —
вы здесь?
Скажите —
не сдали?
Идут ли вперед?
Не стоят ли? —
Скажите.
Достроит
коммуну
из света и стали
республики
вашей
сегодняшний житель? —
Тише, товарищи, спите…
Ваша
подросток-страна
с каждой
весной
ослепительней,
крепнет,
сильна и стройна.
И снова
шорох
в пепельной вазе,
лепечут
венки
языками лент:
— А в ихних
черных
Европах и Азиях
боязнь,
дремота и цепи? —
Нет!
В мире
насилья и денег,
тюрем
и петель витья —
ваши
великие тени
ходят,
будя
и ведя.
— А вас
не тянет
всевластная тина?
Чиновность
в мозгах
паутину не сви́ла?
Скажите —
цела?
Скажите —
едина?
Готова ли
к бою
партийная сила? —
Спите,
товарищи, тише…
Кто
ваш покой отберет?
Встанем,
штыки ощетинивши,
с первым
приказом:
«Вперед!»

19

Я
земной шар
чуть не весь
обошел, —
и жизнь
хороша,
и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, —
и того лучше.
Вьется
улица-змея.
Дома
вдоль змеи.
Улица —
моя.
Дома —
мои.
Окна
разинув,
стоят
магазины.
В окнах
продукты:
вина,
фрукты.
От мух
кисея.
Сыры
не засижены.
Лампы
сияют.
«Цены
снижены».
Стала
оперяться
моя
кооперация.
Бьем
грошом.
Очень хорошо.
Грудью
у витринных
книжных груд
Моя
фамилия
в поэтической рубрике
Радуюсь я —
это
мой труд
вливается
в труд
моей республики.
Пыль
взбили
шиной губатой —
в моем
автомобиле
мои
депутаты.
В красное здание
на заседание.
Сидите,
не совейте
в моем
Моссовете.
Розовые лица.
Рево̀львер
желт.
Моя
милиция
меня
бережет.
Жезлом
правит,
чтоб вправо
шел.
Пойду
направо.
Очень хорошо.
Надо мною
небо.
Синий
шелк!
Никогда
не было
так
хорошо!
Тучи —
кочки
переплыли летчики.
Это
летчики мои.
Встал,
словно дерево, я.
Всыпят,
как пойдут в бои,
по число
по первое.
В газету
глаза:
молодцы — ве́нцы!
Буржуя́м
под зад
наддают
коленцем.
Суд
жгут.
Зер
гут.
Идет
пожар
сквозь бумажный шорох.
Прокуроры
дрожат.
Как хорошо!
Пестрит
передовица
угроз паршой.
Чтоб им подавиться.
Грозят?
Хорошо.
Полки
идут
у меня на виду.
Барабану
в бока
бьют
войска.
Нога
крепка,
голова
высока.
Пушки
ввозятся, —
идут
краснозвездцы.
Приспособил
к маршу
такт ноги:
вра-
ги
ва-
ши —
мо-
и
вра-
ги.
Лезут?
Хорошо.
Сотрем
в порошок.
Дымовой
дых
тяг.
Воздуха́ береги.
Пых-дых,
пых-
тят
мои фабрики.
Пыши,
машина,
шибче-ка,
вовек чтоб
не смолкла, —
побольше
ситчика
моим
комсомолкам.
Ветер
подул
в соседнем саду.
В ду-
хах
про-
шел.
Как хо-
рошо!
За городом —
поле,
В полях —
деревеньки.
В деревнях —
крестьяне.
Бороды
веники.
Сидят
папаши.
Каждый
хитр.
Землю попашет,
попишет
стихи.
Что ни хутор,
от ранних утр
работа люба́.
Сеют,
пекут
мне
хлеба́.
Доят,
пашут,
ловят рыбицу.
Республика наша
строится,
дыбится.
Другим
странам
по̀ сто.
История —
пастью гроба.
А моя
страна —
подросток, —
твори,
выдумывай,
пробуй!
Радость прет.
Не для вас
уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Лет до ста́
расти
нам
без старости.
Год от года
расти
нашей бодрости.
Славьте,
молот
и стих,
землю молодости.

Оцените статью
Дача-забор
Добавить комментарий